Рыжинка

— А вот что. Вернулась аж через неделю после отъезда, да сразу по домам пошла, деньги за рыбу раздавать и о смерти бумажки, да с подружками судачить о войне, торговле, сплетнях и всяком их девичьем. Те наперебой ей талдычат про красавца, а она не слушает, хоп! — рукой взмахнула, дворянка эдакая, и говорит: «Слушайте, что я скажу: стояла я три дня назад за прилавком, а тут герольд с русалкой на знамени приезжает, зевак зазывает голосом звучным, королевский указ объявить. Народ сразу мухами налетел, у меня в тот день столько вяленок скупили!.. — и смеётся, косу за плечо откидывает. — Когда площадь уж переполнена была, объявил, что войну-то мы выиграли, но два королевича в битве супротив врага пали, а третий, единственный оставшийся наследник, что с адмиралом каким-то там в заливе на морской битве командовал, без вести пропал. И кто его найдёт, живым иль мёртвым, щедро вознаграждён будет рукою короля, безутешного ныне, но желающего детей своих похоронить как подобает. Радуйтесь же! Война закончена. Скоро мужчины вернуться наши, те, что живы ещё». Как только кончила она, бабы её домой повели и по дороге рассказали всё и про найденного красавца, и про сестрицу её, и про хворь, и про одежду, и про перстень эльфский… Пришли, а там Рыжинка с парнишкой в обнимку лежат, спят, благо что одеты, и тот во сне волосы её огненные пальцами перебирает да лыбится. Пота на лбу не было, компресс сполз ему на грудь, круги под глазами сошли… Старшая тут же подбежала, за руку его схватила, кольцо к свету поднесла и ахнула — королевский герб узнала, внутри камня сияющий…

— Что, принцем оказался?

— Ежели не принцем, то призраком аль вором! Токмо кому оно надо, у тонущих воровать, пока сам захлёбываешься? Растолкали его и Рыжинку — та красная сидела, под стать волосам, значит, а парень сам едва языком ворочал, только в себя пришёл. Озирался как юродивый какой, всё не мог понять, где он и что с ним. Помнил только, как ему прекрасный голос женский пел… Рыжинка тогда и заговорила, и все узнали, что она осипла совсем. Рассказала она сестре, как найдёныш их во сне отца всё звал, да петь просил, и имя всё одно повторял…

— Что за имя?

— Имя адмирала королевской флотилии, во как! Дядьки принцева! Короля брата! Все разом и поняли усё. Мальчонку послали в город, того сперва и слушать не хотели, но потом гвардейцы герольда таки скликали, а тот тут же подорвался и в деревню с мальцом поскакал на коне своём гнедом. Прибыли они через день, а за это время во что случилось: Рыжинка уж почти не говорила, больно ей было, а сестра её старшая принцу всё пела да волосы ему гребнем расчёсывала. Ежель младшая ухаживала за простым парнишкой, коего море выплюнуло, как курица ухаживает за яйцом, то старшая… — Давон забрал у Хьюго почти полную кружку и сделал пару глотков. — В горле пересохло. То старшая, значит, за принцем уже ходила. Сомневаюсь, что она стала бы пред ним стелиться как кошка, если б тот простолюдином каким оказался, вроде нас с вами. Эх… Дальше всё куда… э-э-э… проще… как там правильно? — глянул он на Феррена.

— Прозаичнее? — ввернул Теновор.

— Именно что прозаичнее. Куда уж прозаичнее, да! — Давон откинулся на спинку скамьи. — Принц решил, что нашла его старшая из сестёр, пела ведь теперь она ему, а голоса у них с Рыжинкой были ну уж очень схожи. Никто его разубеждать не стал. Может, Рыжинка и хотела, да не могла, а деревенские лезти не хотели. Мальчонка же так боялся одного лишь взгляда старшей из сестёр, что… ну, вы поняли. Он только в окно видал, что когда старшая уходила куда, Рыжинка садилась на колени пред принцем и смотрела ему в глаза, и в глазах этих плескалось такое море, какое вам ни от одной бабы не увидать, это уж как пить дать, ага. А он, дурак, сестричкой её звал, да по волосам гладил, лыбился, придурок стоеросовый…

Давон замолчал. Ни Хьюго, ни Феррен не произнесли ни слова. Теновор тоже молчал, смотря за окно на окутанную ночью улицу.

— Скажу я вам, что слепой бы понял этот взгляд. Тут и говорить не надобно! А принц вот не понял. Не знаю, какие там они учёные, эти королевские особи… особы… но не в том месте учёные, это уж точно. Не знаю уж, когда старшая, если уж красиво сказывать, «разделила с ним ложе», а по-нашенскому — попросту дала, но когда явился герольд весь в мыле от беспрерывной езды, принц вышел под руку со старшой и сказал: «Я, как человек чести, обязан взять мою спасительницу в жёны». Ну и взял. Король, когда они ко двору явилися, так рад был, что сын родненький, наследник последний, жив-здоров, что сразу дал согласие на помолвку. Принцессы соседних королевств рыдали, их мамки-батьки строили планы мести, но на свадьбе были все, все, окромя…

— Рыжинки.

Феррен невесело усмехнулся, неотрывно рассматривая своё отражение в кубке.

— Окромя Рыжинки, угадал, ага. Тут-то бард не солгал, в море она ушла. Хотелось бы верить, что пеною стала, но, думаю, рыбы да какие морские чудища её, утопленницу, просто-напросто пожрали, а кости и по сей день лежат где-то тамо на дне самом.