Так и подмывало Любу высказаться начистоту, пристыдить этого Сидорчука и всех его друзей, предавших Родину, плюнуть им в морды, но приказ есть приказ. Передавая сведения Маше Путиной или Нине Минковской, Люба просила, чтобы ее перевели в партизанский отряд, не может она «разводить дипломатию с этими гадами».
Козаров, узнав об этом из «почты», послал Петю Екимова, и тот, встретившись с Любой в Гнильске у Поли Николаевой, дал ей взбучку. Партизаны работой комсомолок довольны, их данные, которые они добывают в гарнизоне, помогли спасти жизнь десяткам наших людей. Группа должна действовать в том же духе: изучать карателей, находить с ними контакты, открываться пока рано. Под конец своей строгой речи Петя Екимов не выдержал, заулыбался во все лицо, стал разворачивать сверток.
— Николай Васильевич просил передать… Подарок вам, девоньки, из отряда… Уж сами разделите…
Восемь плиток шоколада и две коробочки духов — вот что было в свертке. Эти «женские трофеи» Петя Екимов со своими орлами нашел в офицерской легковой машине, которую они гробанули на Спицынском повороте еще в начале января. Подстрелили они тогда трех офицеров, забрали портфель, в котором, кроме этих духов и сладостей, были две ценнейшие карты и деньги — десять тысяч марок.
Зима стояла морозная, ясная, каратели обложили Сороковой бор, круглосуточно дежурили на мостах и перекрестках, но партизаны все равно ухитрялись проскакивать перед самым их носом, лупили врага днем и ночью. Большими группами, правда, не выходили, но и одиночные бойцы, пары и тройки доставляли оккупантам и предателям много хлопот. Ликвидированы были переводчики Ясметевы на станции Ямм, староста Кузьмин по кличке «Юка». Из-за этого самого Юки погибли Леня Богданов, Иван Хрюкин и Павел Иванов. Юка выследил тогда партизан, навел на их след карателей, устроил засаду…
Жили партизаны скудновато. Отряд расширялся, а продуктов и боеприпасов не хватало. Хлеб, поставляемый Минковским с мельницы, делился на строгие порции — двести граммов на человека. Не было соли, мыла, табаку, из-за чего особенно бедствовали…
Из Гнильска вместо с Любой пошла и Поля Николаева. Они спрятали под пальто шоколад, подаренный Екимовым, и шагали, весело болтая. От Гнильска до Любиного дома полтора километра. Под горой, за леском, мельница, где живут Минковские. Туда ведет накатанный до глянца санный след.
Вечером, как и всегда, собрались у Прасковьи. Люба отправила старуху к своей матери. Она надеялась, что сегодня с Иваном Сидорчуком может состояться серьезный разговор. Утром Сидорчук встретил Любу на кухне, посмотрел на нее значительно. Сказать ничего не успел, торопился.
Иван пришел поздно. С ним был Вася Кочубей. От них попахивало водкой.
— А мы уж хотели расходиться, — сказала Люба. — У Маши вон зуб разболелся…
— Зуб? Ерунда! Сейчас вылечим! — Сидорчук вынул из кармана плоскую флягу, поставил на стол алюминиевые стаканчики, нарезал топкими кружочками колбасу, положил яблочный мармелад в красивой обертке.
— Выпьем немецкого шнапса, девушки! И закусим немецкой колбасой!
Сидорчук, не чокаясь, первым опрокинул стаканчик и тут же налил себе еще. Выпил и Кочубей. И ему Иван вторично наполнил. Девушки не пили. Предчувствуя что-то недоброе, они пугливо посматривали по углам, хотя в избе сегодня, кроме этих двух солдат, никого не было.
— Значит, брезгуете? — багровея лицом, спросил Сидорчук.
— Ну что ты, Ваня! Чего нам брезговать, мы тоже выпьем, — успокоила его Люба и торопливо взяла посудину. — Поднимайте, девчата, да песню затянем…
Но Сидорчук не унимался. Сощурив мутные глаза, он пьяно говорил, что они с Васькой и вообще вся их поганая рота хуже немцев и что им теперь никогда из этих мундиров не вылезти. Неизвестно, чем бы кончился этот вечер, если бы не Воеводенков, который, запыхавшись, влетел в дом и увел дружков своих в казарму.
Объяснился Сидорчук несколько позже в избе у Маши Бушиной. Они патрулировали с Кочубеем и заглянули на огонек. Как и прошлый раз, оба были навеселе. Маша вынула из печки горячую картошку, поставила блюдо с капустой, огурцы.
— Вот это еда! — потирая руки, воскликнул Сидорчук. — Это не то что рацион немецкий…
— А что? Немцы вас хорошо кормят, — заметила Люба, нарезая хлеб. — Колбасу дают, масло, конфеты даже, печенье…