Читаем Ржаной хлеб полностью

— Ты погоди, все не убирай, — остановил Захар. — Вот эту, легонькую, приласкаем здесь. Для общего тонуса и чтоб язык не присох.

Быстро, сноровисто они прикончили бутылку красненького, сжевали по конфетке.

— Вот эта бандура ее, Танюхина, — подав Георгию сверток с комбайновыми ножами, объяснил Захар. — На, сам их неси, так лучше будет. При знакомстве. Да знай, как вести себя, уши не вешай — повежливей будь. И побольше крути всякого. Деревенские девки таких любят. Бери пример с меня. Я Зинке, когда кружил ей голову, такие кудри-завитушки заливал, сам удивлялся! А Зинка так в них запуталась, что и сейчас ходит, словно стреноженная!

— Не учи ученого, — хмыкнул Георгий, выходя вслед за дружком.

Углядев за спиной мужа баяниста, Зинка завизжала:

— Ва-ай! Разве не видишь, длинноногая цапля, я почти полуголая. — Она выхватила из-под подушки помятое платье, спряталась за шифоньером.

— Зинка, не бери больно высокие ноты! — остерег Захар.

— Я ничего, да вы вот — как снег на голову! — отозвалась из-за укрытия Зина. — Хоть бы постучали.

— Ну хватит, хватит! Ты не зеркало, чтобы глядеться в тебя. И почему до сих пор на столе ничего нет, гостью не угощаешь?

— Не угощаешь!.. — передразнила, выйдя из-за шифоньера, Зина. — Ты сперва спросил бы, а есть ли у меня чем угощать? Шляешься где-то, словно рыжий бобик, и хлеба не купил.

— Приветик — шляешься! На работе горим, но про хлеб не забыли. — Захар взглянул на притихшего Георгия — тот ошеломленно смотрел на Таню, — скомандовал: — Горка, давай проходи сюда! Что ты у порога стоишь, словно бог Саваоф, а не Георгий Победоносец! Знакомься. Это — Таня, Таня Ландышева, хороший наш друг, вожак колхозной комсомолии. А это, Таня, мой друг Георгий. Проще — Горка, баянист нашего Дома культуры. Такой баянист, каких нет на нашем континенте — классицизм! Гордость художественного коллектива! И безногого заставит плясать, а безголосого — петь, как однажды сказал наш фольклорист Ануфрий Лукич. А эта ведьмовка, — Захар указал на жену, — и без характеристики тебе известна. Наверно, и тебя ни разу без билета в кино не пустила. Но, но, Зинок, не бросайся на меня, словно ласка. Разве не понимаешь шуток? Ты же у меня — Парнас! Накрывай на стол. Мы тут кроме хлеба насущного кое-что еще прихватили. По случаю, приезда Танюши.

Ни сам Захар, как поняла Таня, ни тем более прислушивающиеся к нему Георгий и Зина толком не знали, кто такой Саваоф, что значит — Парнас и классицизм, — Таня только посмеивалась про себя.

Стол быстро накрыли. Захар сел рядом с женой, напротив них — Георгий с Таней.

— Как говаривал один древне-эпический мудрец… — начал, наполнив рюмки, Захар.

— Может быть, не эпический, а греческий, — тихо, не утерпев все же, заметила Таня.

— Это одно и то же, Танюш, — бойко и громко подхватил Захар. — Так вот. Как говаривал тот мудрец, мы встретились с Бахусом…

— Это с кем ты опять встречался? — Зина недобро посмотрела на мужа. — Опять новый дружок? Ох, Танюша, уж эти его дружки — ежедневно новые да другие! А у этого и имя-то не нашенское, бусурманское. Кто такой?

— Не бусурман, не оскорбляй. Бахус, я сказал — Бахус! Еще во времена Тюшти[10] так называли бога вина и веселья, — в этот раз безошибочно растолковал Захар.

— А я уж правда думала новый дружок. Как вечером придет под мухой, — объяснила Зина Тане, — спрашиваю: с кем и где ты наглохтился? Всякий раз нового и называет. То кто-то из Саранска приехал, то из района. А уж если действительно бог, — Зина засмеялась, — тогда и по маленькой не грех.

Все, кроме Тани, выпили; она ни разу в жизни спиртного не пробовала, ей было даже противно разговаривать с теми, от которых разит вином. Мать всегда повторяла: от выпивохи умных слов и добрых дел не жди. На этой почве и с Федей сколько раз приходилось ссориться и потом не встречаться по несколько дней.

Захар, заметив, что Таня только дотронулась до рюмки и отставила ее, шумно запротестовал:

— Э-э-э, Танюша, у нас так не положено! Ты уж не обижай хозяев. Наши обычаи, как на Кавказе. Не выпил у хозяина — обидел его. Когда я служил в армии в Ереване, встретил наших эрзян. Зазвали они меня к себе, угощают и коньяком, и всякими марочными винами. А мне нельзя, я на службе. Знаете, как они разобиделись? За оскорбление сочли. Пришлось, понятно, уважить. Только после пятеро суток просидел на «губе», проще говоря, в армейской кутузке.

— Вот поэтому и я не пью, чтобы не попадать куда не следует, — в шутку, оправдываясь, сказала Таня и налила в стакан ситро.

Захар это заметил. Он настойчиво слил ситро и опять налил вино. Опять все начали уговаривать, хуже того — принялась настаивать и Зина; хмурясь, Таня отпила несколько глотков.

— Это по-нашенски! — похвалил Захар, подавая закуску, Георгий захлопал в ладони.

Все заметнее хмелея, Георгий так же заметно и смелел. Стараясь угодить Тане, — то воды ей нальет, то конфеткой угостит, — он всякий раз оговаривался: «извините, не откажите, пожалуйста». И все порывался рассказать о том, как научился играть на баяне.

Перейти на страницу:

Все книги серии Новинки «Современника»

Похожие книги