– Идем, – Мередит положила мне руку на плечо, – мне нужна твоя помощь.
Посуду мыли сообща. Мередит, я, Криста с первого этажа и Аннабель, которая с какого-то перепугу тоже решила припереться. В кухне, между прочим, и так тесно. Мыли все, что унесли со стола, не деля на свое и чужое. Разбирать будут завтра с утра. Хотя, судя по той истории с бокалами, сильно торопиться никто не станет. Ну вот, опять. Бокалы. Аннабель. Вот она, стоит в углу, протирая полотенцем чистые тарелки.
Женщины радовались за Элоизу, обсуждали, как лучше отпраздновать свадьбу, вспоминали какие-то давние истории. Неожиданно слух выцепил знакомое имя, и я, отставив в сторону графин, задал весь день занимавший меня вопрос.
– А Эмбер – это парень или девушка?
Кухню сотряс громовой хохот. Потом Мередит, давясь смехом, произнесла:
– Сами хотели бы знать.
Парень, притворяющийся девушкой, девушка, притворяющаяся парнем…
– Зачем? – все непонимающе воззрились на меня, и я пояснил: – Зачем скрывать свой пол?
– Да мало ли. Чтоб не приставали. Чтоб не судили о твоей работе по тому, мужчина ты или женщина. Чтоб не оценивали твою внешность по типичным для каждого пола параметрам. Что ты к человеку привязался?
– Но это же столько труда каждый день, – я честно пытался понять. – Одежду подбирать закрытую. За речью следить, чтоб случайно себя в мужском или женском роде не назвать. А что с голосом делать?
– Кстати, не настолько сложно при подходящей внешности, – авторитетно заявила белокурая Аннабель. – Например, из тебя при наличии грима и фантазии вполне можно сделать милую девушку. Кожа гладкая, фигурка стройная. Распустить волосы, накрасить глаза и губы, сшить свободное платье. Но через два года уже не покатит. Так что на Духову Ночь можем попробовать.
Я почти физически ощутил, что краснею.
– Ты это серьезно?
– Нет, – ответила Аннабель, – но если ты когда-нибудь проспоришь мне желание, я знаю, что попросить.
Демоны! Два-один в ее пользу.
Работа над картиной у Конрада продвигалась медленно. Это в кино показывают, что легендарный шедевр быстро пишется. У режиссеров экранное время, им нужно за полтора-два часа и любовную линию раскрутить, и драку показать, и что-то для антуража вставить. Помню, еще когда даже картины не существовало, а была только куча карандашных набросков, я иногда подолгу перебирал их, пытаясь понять, что же во мне такого, что Мередит притащила меня в мастерскую чуть ли не силком. Тоже мне, нашли идеальную натуру. Пятнадцатилетний уличный парень, ничего особенного. Некоторым девчонкам, правда, нравлюсь, так ведь Конрад не девчонка. Чем все эти рисунки отличаются от отражения в зеркале или от фотографии? Зачем так много вариаций одного и того же?
Странные они, эти художники.
На Духову Ночь актеры решили устроить уличное представление. Пьесу выбрали старинную, с кучей символики и условностей. Речь шла об одном герое, урвавшем у богов волшебный меч. Боги согласились сделать смертному такой подарок, но поставили условие: у этого оружия всегда должен быть хозяин, иначе проклятие постигнет род человеческий. Но бравый герой, разумеется, решил за все последующие поколения разом и принес в людской мир вещь, которую уже нельзя было вновь спрятать в мире божественном. И когда он все же умер от старости, окруженный детьми и внуками – редкое явление для геройской братии, – меч покинул ножны в ожидании нового хозяина.
Мне все казалось, что история – с подвохом. Слишком уж простое условие – чтоб у вещи всегда был хозяин. Кто ж откажется от великолепного холодного оружия, хотя бы и в наше время? Коллекционеры и музейщики с руками оторвут. А уж в Темные века, когда это был вопрос выживания… Нет, не сходится. Либо боги героя надули, умолчав о последствиях владения этим мечом, либо часть легенды до нас не дошла.
Впрочем, лезть с этим к актерской братии я не стал, страсти и так кипели нешуточные.
– Мы должны сделать маски основных характеров, как в древнем театре.
– Это бред! Какая тогда будет актерская игра?!
– Санни, искусство – это условность.
– Но не до такой же степени!
– Ребят, стоп, у меня идея! Да, пьеса из Темных веков, но давайте уберем рассказчика. Пусть действие идет своим чередом, без пояснений.
– Хорошо, а кто тогда скажет финальную фразу про меч, ушедший в мир?
– А давайте сделаем это… образно. Уйдут оплакивающие, и на сцену выйдет…
– Посланник богов?
– Нет, боги отступились от меча. Пусть это будет судьба.
– А это идея. Рок, фатум – важный элемент пьес той эпохи, а мы выведем его на сцену.
– Лады, как ты себе все это представляешь?
– А кто меня все время перебивал? В общем, уйдут оплакивающие, и на сцену выйдет судьба.
– В маске. Потому что в лицо ее никто не знает.
– В маске. Вынет меч из ножен, поднимет его вверх, над людьми, и уйдет в зал.
– В какой еще зал, мы на улице выступаем.
– Тем лучше. Это Круглая площадь, от нее несколько улочек расходятся в разные стороны. В одну из них судьба и уйдет.
– А это классная идея.
– Хорошо, а кто сыграет судьбу?
– Ну… Эээ… Дэй!
– Что?! – я чуть не подскочил на подоконнике.
– Дэй, ты сыграешь судьбу? – я призадумался, было ли это вопросом.