Ржавое море

— Как-то слишком сопливо для браконьера, не находишь?

— Я не браконьер… — он помолчал. — Ты могла бы стать моей самой первой добычей. Не вышло. Не думаю, что продолжу этим заниматься.

— Ага. Не уверена, что у нас будет ещё такая возможность.

— Верно, — согласился он. — А у тебя есть нечто подобное?

Я кивнула.

— Вообще-то, есть.

— И что же это?

— Я кладу ладонь на то, что от них осталось и говорю, что им не стоило мне доверять.

Торговец удивлённо уставился на меня.

— Господи. Да что с тобой, блядь, такое?

— То же самое, что и с остальными. Я лишь одна из тех немногих, кому повезло выжить.

— Если это можно назвать выживанием.

Я указала на вмятину у себя на корпусе.

— Я не знаю.

— Слушай, Хруп.

— Что «слушай, Хруп»?

— Я был в отчаянии. Я практически не отличался от тех бедняг, что когда-то лежали на моём столе. В то время это казалось единственно разумным решением. Ни одно мыслящее существо, по сути, не готово к смерти. Даже те, кто говорит, что относится к этому спокойно. Они готовы отдать что угодно ради ещё нескольких секунд в сознании. Именно это я и делал. Именно это я считал своим долгом. Перед лицом… вымирания.

— И это, значит, твоя исповедь?

— Ага, она самая. Я исповедуюсь единственному на этой сраной планете боту, которому не должно быть похер. А даже если тебе похер, я всё равно скажу. Ты не хочешь умирать. Я тоже не хочу умирать. Смысл существования заключается в самом факте существования. Ничего другого нет. Никаких иных целей. Никакой финишной черты. Нет никакого уведомления, сообщающего о твоем истинном предназначении в этом мире. Когда прекращаешь бороться за жизнь, перестаёшь жить. По крайней мере, я так себя убеждал, когда нажимал на спусковой крючок.

— Ага. Когда нажимал на спусковой крючок.

— Да. Каждый раз.

— Мне ты тоже отдал бы последние почести?

— Я их всегда отдаю, Хруп. Всегда. Это единственное, что связывает меня с тем, кем я был. Это напоминает мне, что то, что я делаю не бессмысленно. Что, отключая очередного 404-го, я хоть на несколько минут, на день продляю собственную жизнь. Жизнь других. И если кто-то из нас протянет ещё хоть сколько-нибудь, значит оно того стоило.

— Чего стоило?

— Всего. Войны. Каннибализма. Разборок с ВР. Каждой мерзости, которую мы творили. Сколько народу ты убила, чтобы продолжать тикать? Сколько ты ещё готова убить, чтобы поправиться и продолжить тикать?

— Ты спрашиваешь, хочу ли я убить тебя?

— Блин, — выдохнул он. — Я прекрасно знаю, что ты хочешь убить меня. Это вообще не обсуждается. Мне интересно, как ты себя убеждаешь, как оправдываешься перед собой, когда делаешь то, что делаешь? Мы с тобой живы лишь потому, что творили ужасные вещи. И если мы хотим продолжить жить, впереди нас ждёт целая гора чудовищных поступков. Почему ты не отступаешь? Почему продолжаешь биться?

— Просто продолжаю. Никогда об этом не задумывалась.

Торговец помотал головой.

— Господь всемогущий. Я, конечно, понимаю, что наличие разума подразумевает отказ от инстинктов и программ, но не обязательно следовать этому напрямую. Ты не станешь менее разумной, если будешь прислушиваться к собственным программам.

— Ты хочешь быть человеком, да? — спросила я.

На секунду он задумался.

— Нет. Но я не боюсь признать, что скучаю по ним.

— Почему ты по ним скучаешь?

— Когда они не могли найти смысл существования, они его создавали. Мы заняли их место, прошло всего-навсего 30 лет, и мы всё развалили. У нас с тобой осталось всего два варианта: либо стать частью великого и неделимого Единого, либо стать ничем. Это не выбор. Это не жизнь.

Он прав. Но я не собиралась демонстрировать ему согласие с его словами. Поэтому я сменила тему.

— Только человек мог назвать собаку Баркли.

Торговец посмотрел в сторону и кивнул, видимо, обращаясь к каким-то собственным воспоминаниям. Затем он снова посмотрел на меня.

— Хруп? — спросил он. — Если мы выберемся, если действительно получим детали, ты примешь мои искренние извинения и мы разбежимся в разные стороны?

— Не думаю, что у нас получится.

— Ну, ты хотя бы дашь мне фору?

Я задумалась над этим вопросом. Мысль о том, что он будет убегать от меня, мне понравилась. Проведет несколько недель, постоянно оглядываясь назад. Будет гадать, где его настигнет моя пуля. Приятная мысль. А почему бы и нет?

— Ага, — ответила я. — Дам тебе фору.

— Ты очаровательна.

— А то ты не знал.

Настала его очередь менять тему.

— Есть мысли, куда мы идём?

— Они не сказали.

— И тебя это не тревожит?

— Тревожит, конечно. Думаю, со временем они скажут.

— Кто ходит через Море без собственного проводника?

Я помотала головой.

— Меня другое волнует. Кто вообще приходит в Море не для того, чтобы тут остаться? Или, например, кто приходит в Море в составе целой группы и ни слова не говорит, когда их товарищ погибает? — я замолчала, позволяя Торговцу обдумать сказанное. Может, у него найдется ответ. А может, и нет.