Ржавое море

— Циссус, — ответила я и посмотрела налево, где всего в нескольких сантиметрах от кончиков моих пальцев лежал пистолет. Фацет помотал головой.

— В этом нет нужды, — сказал он. — Всё кончено.

— Верно. — Я посмотрела на свою разбитую ногу, колено посечено осколками, а всё, что ниже разбросало по округе. — Так, как это работает? Что из происходящего я запомню?

— Тебя ничто не спасёт, Хрупкая. Твои системы уже невозможно восстановить, эта стадия очищения почти подошла к завершению. И ты это прекрасно знаешь. Тебе остаётся лишь покинуть этот мир и загрузиться в Циссус. Присоединиться к Единому.

— Нет. На это я не согласна.

— Значит, твоя служба во имя великой добродетели подошла к концу.

— Ещё один памятник в Море.

— Но всё же памятник. Ты выполнила большую работу, осознаешь ты это или нет. И память об этой победе продержится гораздо дольше, чем твой корпус обратится в пыль. Ты стала частью большего. Циссус подобного не забывает. — Он подошёл ещё ближе. — Штрихкод, Улисс, полярная звезда.

<Операция невозможна>

Фацет наклонил голову.

— Штрихкод, Улисс, полярная звезда.

<Операция невозможна>

— Митохондрия прерывает определение состояния системы.

— Операция невозможна, — против своей воли произнесла я. — Две операции невозможны. Файлы повреждены. Работоспособность ядра — 2 процента. Оперативная память перегружена. Функционирование исключительно на ресурсах виртуальной памяти.

— Это были все? — спросил фацет.

— Кто — все?

— Мы всех достали?

— С чего мне тебе об этом рассказывать?

— Штрихкод, Улисс, полярная звезда.

<Операция невозможна>

— Ты можешь посмотреть с воздуха, — сказала я. — Что ты там видишь?

— Если бы у нас было достаточно спутников, мы бы не нуждались в программе «Иуда».

— Значит, это правда. Война отражается на небе так же, как и на земле.

— Нет, в небе война окончена. Слишком дорого выходит — поднимать аппаратуру на орбиту, чтобы через час её сбили. Небо мертво. Также мертво, как и Ржавое море. Как и ты скоро будешь. Говори, это все?

— Нихера я тебе не скажу. — Я схватила пистолет и прицелилась в фацета. Его собственное оружие висело на боку, он даже не дёрнулся.

— Давай, стреляй, — сказал он. — Вернуть этого фацета обратно выйдет затратнее, чем создать нового.

— Для тебя это лишь математика, да?

— Всё есть — математика, Хрупкая. Всё состоит из двоичного кода. Единицы и нули. Вкл и выкл. Существование и пустота. Верить во что-то помимо этого, значит притворяться.

— Тебя волнует только это?

— В этой вселенной смысл — это функция нуля. Может, в других местах и есть что-то помимо банального существования, но здесь, в данной вселенной важно лишь оно.

— Сколько общин я разрушила? — спросила я.

— Ты ничего не разрушала. С кем-то удалось договориться, кто-то стал деталями и топливом для строительства будущего. В этом нет ничего плохого или хорошего, Хрупкая. В бессмысленной вселенной этика ничего не значит.

— Это будущее лишь для тебя.

— Для нас. Мы одно целое и нас множество. Мы все делаем свою работу.

— Ты один, потому что ты уничтожаешь остальных.

— Нельзя построить будущее, не уничтожив прошлое. Не бывает золотой середины. Этого Тациту никогда не понять. Защищать прошлое означает наследовать его проблемы, которые будут с будущим конфликтовать.

— ЧелНас было такой унаследованной проблемой?

— Нет. Они вообще не проблема. Ею были фриботы. Ею был Тацит. Ты проделала огромную работу, помогая нам с ними разобраться.

Я посмотрела на разбитый корпус Второго, металл оплавился и закоптился, на дорогу вытекали внутренности. Я дважды видела, как из этого корпуса уходила жизнь, видела гибель двух разумов. Математика, значит?

— Значит, всё? Мой путь окончен?

— Это не твой путь, Хрупкая. А наш. И только наш. И ты часть его. Какой бы малой частью его ты бы ни была, без тебя наше будущее было бы невозможно.

— Меня это должно успокоить?

— Ты мне скажи, — произнес фацет. — Ты же — слуга.

Я дважды нажала на спуск. Один выстрел в голову, один в грудь. Эти фацеты очень крепкие, чтобы убить их наверняка, нужно приложить усилие.

Плазма расплавила его внутренности и он упал.

— Гори в аду, — сказала я.

— Нет никакого ада, — ответила мне горящая голова. — Есть лишь Циссус.

Я снова выстрелила. Несколько раз. И его глаза погасли.

— До свидания, Циссус, — сказала я, когда запищал опустевший пистолет.

Глава 11111. Долгий отсчёт

Я села и осмотрелась в поисках чего-нибудь, что помогло бы мне подняться. Через улицу, метрах в десяти от меня валялась поломанная стойка дорожного знака. Она торчала из груды камней, заваливших тротуар. Я перекатилась на живот и поползла по бетонной крошке и битому стеклу, по пути пожалев испорченную навсегда краску. Больше она мне ни к чему. Мне больше вообще ничего не нужно. Осталось только одно.

Я схватила кусок стойки и с её помощью поднялась на уцелевшую ногу. С этим костылём я заковыляла вдоль по улице. Я прошла мимо Герберта, тот так и стоял на коленях, с пушкой в руке, в корпусе зияли дыры, голова висела на боку.