Ржавое зарево

Эти Мечниковы соображения в основном касались причин, из-за которых урманка боялась честно присоединиться к подорожним. Уж ее-то Мечник принял бы в сотоварищи без единого слова, кроме слов благодарственных. Даже теперь, едва успев удостовериться в мирных намерениях урманки, Мечник возблагодарил судьбу за внезапный дар — ниспослание в спутники еще одного воина, на которого (хоть он и не «он», а «она») можно надеяться почти как на самого же себя. Да, возблагодарил он судьбу искренне и горячо, хоть и досадовал на Полудурину полудурость, из-за которой та столь глупо вымотала и собственные, и Кудеславовы силы.

Ну хорошо, урманку-то в конце концов можно понять и извинить. И пожалеть. Но Корочун-то! Он же наверняка с самого начала знал про нее, он же, небось, еще в Чарусиной избе рассказывал обо всех содеявшихся делах столь подробно именно для урманки (ведь это наверняка она подслушивала тогда в сенях). Не для выворотневых же ушей старик тогда краснобайствовал! Так почему же скрыл, не упредил? Неужели вздумал потакать вздорной бабьей опаске? О-хо-хо…

А баба-то впрямь разнесчастная. Впрямь бы ее пожалеть. И за прошедшие беды. И за нынешние, из коих самая злая — влюбленность…

* * *

В далеком Вестфольде ее кликали Асой по наречению, по рожденью же называлась она Эльгардоттер. Эльгаром звали ее отца — уважаемого да хозяевитого.

В родном краю был у нее муж (отцов добрый сосед и приятель); было сколько-то детей (конечно же, детей красивее да смышленей не сыскалось бы на всех скалистых землях Вестфольда — а значит, и на всем белом свете); был обширный крепкостенный дом, надежно охороняемый многочисленною ватагой мужниных кормленников да прочих зависимых людей («многочисленная» — это, небось, десятка два, а то и поболе); были хозяйство, достаток…

Было, было у нее все, что любая женщина — независимо от роду, племени и языка — почитает счастьем.

Было.

И не стало.

В единый день сгинуло счастье урманки Асы, дочери Эльгара, развеялось по всему Вестфольду горьким дымом пожарища да погребальных костров.

Скандийские боги, уважая сильных и храбрых, в знак уважения посылают им достойных врагов.

Муж Асы был храбр и силен.

Для своих присных он был справедливым и добрым, для врагов же…

Что есть победа над недругом? Победа есть избавление.

Как можно избавиться от недруга?

Можно склонить его к дружбе, но такой друг окажется много опасней честного ворога. В любой миг память о былых обидах может проснуться… нет, плохое слово: такая память не умеет спать; она лишь дремлет — сторожко и чутко, как дремлют волки после неудачной охоты. Разве можно предугадать, что способно спугнуть эту легкую злую дрему? Случайный шорох, случайный запах, просто громкое бурчание в терзаемом неутоленным голодом брюхе, и… Разве умно заводить подобных друзей? Ходить по гнилым мосткам да по тонкому трескучему льду, залазить на подрубленные деревья — разве все это умно? Нет.

Еще можно приучить недруга бояться себя — накрепко приучить к мысли, что одолеть тебя невозможно, что любая попытка обернется бедою для самого попытавшегося. Но убедившись в бессилии своей силы, лишь ничтожный не станет устерегать миг, когда ты повернешься к нему спиной (а ведь боги редко посылают могучим и храбрым ничтожных врагов).

Что остается? Остается окончить вражду надежно и скоро. Однажды и навсегда. И чтобы потом не приходилось оглядываться да продумывать наперед каждый свой шаг. А если жизнь без этого ворога покажется скучной, как праздник без хмельной браги да песен… Что ж, наживать новых врагов — умение не из сложных.

Так считал муж Асы, дочери Эльгара, — человек сильный и храбрый.

Так же считали и его вороги.

…Уважаемый и чтимый сторонниками, грозный для недругов могучий бонд и хавдинг округи Эльгар Степенный гостил тем вечером на хуторе своего сторонника, соседа, друга и зятя, могучего бонда Агмунда (сына Агмунда и внука Агмунда), часто прозываемого Беспечным.

Тот вечер выдался веселым для гостя с хозяином, для Асы же — на редкость хлопотным.

Сперва выяснилось, что на столе маловато браги как для поданного угощения; потом угощение оказалось скудноватым как для поданной браги, и так повторялось не единожды и не дважды.

Конечно, Агмунд был достаточно богат, чтобы его жене не приходилось самолично изнуряться стряпней. Но любая хозяйка по собственному почину истолклась бы в кашу из уваженья к ТАКОМУ гостю. Даже если бы гость этот не был вдобавок ко всему еще и ее отцом. Даже если бы он не восклицал то и дело, будто сам Андхримнер вряд ли потчует этакими несравненными кушаньями богов и героев, пирующих в Валгалле.

Окрестные равнины давно уже канули в холодное непроглядье ночи, но в доме жарко пылал очаг, веселое пламя светильников никло под шквалами беззаботного хохота и радостных выкриков, которыми оба сотрапезника встречали каждое появление Асы — вернее, очередного блюда или кувшина в ее руках…