Ржавое зарево

— А ты, друг-брат, подумай-ка над безделкой: выпустят ли вас добром из здешних чащоб? Родовичи твои хотят тебя вместо Яромира, все хотят; а от согласной воли рода не вдруг отмахнешься… особливо когда род напуган…

— Грозишь?

— Что ты, — как-то очень уж искренне изумился волхв, — и в мыслях не держал, борони меня боже…

— Боже? — Кудеслав прищурился со злобной усмешкой. — Это который? Световит-Род? Или другой какой? Уж не тот ли, чье потайное святилище ты в мертвой дубраве блюдешь? Не тот ли, что жалует тебе колдовские беспромашные стрелы?

Он осекся, потому что Белоконь вдруг как-то… одряхлел — не одряхлел… усох, что ли…

— Подсмотрел, значит… — тихо сказал волхв. —Я так и знал, что это ты тогда… Знал… Никого бы другого ржавая стрела не помиловала. Я тогда в жизни первый и единственный раз видал, чтоб ржавое снизошло только пугнуть. Счастлив ты, Кудеславе, всем-то ты надобен — оттого до сих пор и цел… — Хранильник вдруг подался вперед и зашептал торопливо: — Но пойми: надобный надобен, лишь пока совершает надобное. А как вдруг что наперекор — тогда он уже помеха. Ты не ершись, ты подумай; это же я не в угрозу, я предупредить… Верь, всего безопаснее тебе здесь…

Оборвалась эта захлебистая шепотливая скороговорка так же внезапно, как и началась — на полуслове и полумысли. Волхв отвернулся, кусая губы. Ошарашенный Мечник глядел на него, пытаясь понять, жалость или гадливость вызывает ссутуленная вздрагивающая спина бывшего друга. Пытаясь понять и не понимая.

Вечерело. Блекли, пропадали дивные столбы ярого Хорсова злата. Лес медленно впускал в себя сумерки.

— …е-е-сла-а-в!

Возле самой опушки, там, где было еще светло, появилась тонкая белая фигурка, за голову которой словно бы зацепился последний луч умирающего дня.

— Знаешь, а ведь ты меня все же уел, старик!

Хранильник стремительно обернулся, и Кудеслав чиркнул нежданно веселым взглядом по его замытому полумглою лицу (белоснежные заросли волос, бороды и усов, а посреди — темное пятно с влажными отблесками удивленных глаз):

— Уел! Что бы там ни было, а я тебе по край жизни буду обязан за твой подарок.