Ржавые листья (СИ)

Да и ладно — Некрас хоть и не на море вырос, а такой работы не боялся. Сын русского гридня — не изнеженный грецкий или там агарянский вельможа, что не только весла, порой и меча-то в руке не держивал. Руки радовались работе.

Лодья вновь рванулась вниз по течению, дружно взбивая волны пятью парами длинных сосновых вёсел.

— Эх, раз!

— И ещё — раз!

— Шиб-че!

— Ра-зом!

С каждым выкриком кормчего лодья словно выпрыгивала на миг из воды и перелетала вперёд.

Кто-то из гребцов, умаясь от скуки и однообразной работы, заводил песню. Пел что попало, лишь бы складно да размеренно, чтоб легче было грести:

   Вы, ребята, не робейте!
Свою силу не жалейте!..
   Э-э, дубинушка, ухнем!
Эх, зелёная сама пойдёт!
   Идёт
 Идёт
 Идёт
 Идёт
 Идёт
 Идёт
   Сама пойдёт
   Идёт
 Идёт
 Идёт
 Идёт
 Идёт
 Идёт

Гребцы дружно подхватывали, рвали вёсла. Песню перебивали пронзительные крики чаек, над лодьей стремительно проносились серебристые косые крылья. Падая к воде за добычей, чайка стремительно чиркала по воде крылом.

   На лугу стоит девчонка,
Ищет, ищет поросёнка…
   Э-э, дубинушка, ухнем!
Эх, зелёная сама пойдёт!
   Идёт
 Идёт
 Нейдёт
 Пойдёт
 Идёт
 Идёт
   Сама пойдёт
   Пошла
 Пошла
 Пошла
 Идёт
 Идёт
 Идёт

Речные волны били в высокий нос лодьи. Ветер задувал с полудня, наносил из северских лесов пряные весенние запахи смолы, берёзового листка да родниковой воды. Галдела у берегов в камышах да тальниках пернатая мелочь — крачки, чистики, чирки. Тяжело рушились в воду гоголи да кряквы — весенняя птичья любовь скоротечная, надо птицам спешить.

   Укачало, уваляло,
Нашей силушки не стало…
   Э-э, дубинушка, ухнем!
Эх, зелёная сама пойдёт!
   Идёт
 Идёт
 Идёт
 Идёт
 Идёт
 Идёт
   Сама пойдёт
   Идёт
 Идёт
 Идёт
 Идёт
 Идёт
 Идёт

Под песню да однообразную работу в голову лезли разные вздорные мысли.

А ведь хранителя меча придётся убить, — с неожиданной ясностью осознал вдруг Волчар. Иначе Рарог и не забрать — никто в здравом уме не расстанется с ним добровольно. А с Рарогом иной, осознав, ЧТО попало к нему в руки, может натворить таких дел, что после лет триста не расхлебать будет. Как вон Аттила в своё время — слыхал Волчар известную легенду про то, как сын Мундзука нашёл в кургане заговорённый меч бога войны. С Рарогом да с соответствующим войским талантом Хранитель может переставить с ног на голову все ныне существующие государства, стать новым Аттилой, за коим самоотверженно пойдут тысячи и тысячи. Он может просто пуститься в странствия, непобедимым бродячим витязем прославиться во всех известных странах, истребить тысячи чудовищ, породниться со всеми правящими домами и оставить о себе память в легендах и песнях десятков народов. Может устроить переворот в своей державе и железной рукой оборонять её межу, примучив беспокойных соседей, как Святослав Игорич. Он все иные искусы одолел, однако ж не всякий человек по силе духа Святославу-то равен. Да и сам меч, скорее всего так хотел — ТАКОЕ оружие настолько необычно, что оно почти живое, оно может сообщать своему владельцу свои желания.

Так или иначе, но добром меч ему не достанется, — это сын Волчьего Хвоста знал твёрдо.

Волчара вдруг замутило — до того хладнокровно он вдруг начал прикидывать, как лучше всего прикончить Хранителя меча. Он скрипнул зубами, тряхнул головой. Там увидим, — сказал себе упрямо.

Вбежали в Днепр и поворотили на полночь. Теперь ветер вновь был попутным, пересиливал даже силу течения. Лодья упрямо шла вверх по реке, хоть и не так быстро, как по Припяти. Вёсла вновь легли вдоль бортов, а гребцы нежились на солнцепёке — сушили натёртые до блеска вёслами мозоли.

А змеиное кольцо теперь смотрело уже на полуночный закат.

Уж не на Полоцк ли?

Солнце клонилось к закату. Заканчивался пятый день речного путешествия Волчара. Небо над окоёмом с закатной стороны уже загоралось красным светом. Длинные ало-золотые перья облаков налились ярким светом, червонным золотом сияло солнце, как начищенный щит, уже подгорая снизу. На лес опустилась лёгкая бегучая тень, облака над головой налились снежной белизной, небо с восходной стороны потемнело и из нежно-голубого стало лазорево-синим, напиталось пронзительной синевой, такой, что глядя на него хотелось то ль молиться, то ль одновременно смеяться и плакать.

Волчар оторвал взгляд от заката, глянул на берег. В глазах плыли красные и золотые круги, но он всё равно разглядел два десятка больших изб, одна даже в два яруса. Неподалёку сгрудились хозяйственные постройки — хлевы, стаи, конюшни. Погост Орша.