Ржавые листья (СИ)

Вестоноша, видя, что хакан на него не смотрит, огляделся — никогда ему ещё не доводилось бывать в зимнем тереме степного владыки. Стены были тёсаны вполне по-славянски, а вот очаг в углу был степной, как в войлочной юрте. На стенах висело оружие, как в домах богатых и знатный русичей, но оружие тож было степное — односторонние печенежьи мечи, короткие копья, укрюки и арканы, круглые щиты, плетёные из ивовых прутьев.

Ненадолго наступила тишина, и снаружи в открытое окно вдруг донеслась вместе с вечерней прохладой песня. Девичий голос пел по-русски, правильно выводя слова и держа голос:

   Ой, то не вечер, то не вечер, —
Мне малым-мало спалось.
Мне малым-мало спалось.
Ой, да во сне привиделось…
   Мне во сне привиделось,
Будто конь мой вороной,
Разыгрался, расплясался,
Разрезвился подо мной.

Голос звенел, взлетая в сумрачное степное небо, где уже высыпали звёзды. Игрень невольно заслушался, даже зажмурился:

   Ой, налетели ветры злые
Со восточной стороны,
Да сорвали чёрну шапку
С моей буйной головы…

Хакан со стуком отбросил свиток, и вестоноша очнулся, открыл глаза. Куря, завидев его смущение, усмехнулся:

— Нравится?

Игрень опустил глаза и смолчал — ещё возьмёт да подарит хакан девушку, вот хлопот-то будет…

Куря хлопнул в ладоши — холоп, по облику алан или козарин, быстро внёс небольшой стол, кувшин, от которого вкусно пахло грецким вином и деревянную тарель с заежками.

— Это дочь моя поёт, младшая. У неё мать уруска, из уголичей, вот и научила, — пояснил степной владыка, разливая вино по кружкам, и вдруг добавил. — А ты думал, я не признал тебя, Сырчан?

— Кто я такой, чтобы напоминать о себе хакану? — пожал плечами вестоноша.

— Когда-то ты был близким другом бек-хана Илдея, — криво усмехнулся Куря. — Тогда ты не стеснялся говорить со мной.

— Это было давно, — равнодушно ответил Сырчан-Игрень.

— Не так уж и давно, — покачал головой хакан. — Тогда тебя уже звали Игренем.

— Это мать так пожелала, — обронил вестоноша, пряча лицо за кружкой. — Она тож русинка была, как и твоя жена, только не из уголичей, а из полян.

Помолчали, прихлёбывая вино.

— Как он погиб? — спросил Куря неожиданно.

— Кто? — не понял вестоноша.

— Бек-хан Илдей.

Перелесок расступался посторонь, пропуская урусскую дорогу, едва заметную и мало натоптанную. Не любят урусы ездить посуху. Горой, как они сами говорят. Больше-то водой, на лодках или кораблях.

Правый берег Днепра высок и крут, лесами порос. Дорог там мало, но проехать можно. А на левом, пологом берегу, дорог ещё меньше, понеже — болота. И потому та дорога на левобережье, кою печенеги в спешке избрали, мимо Любеча ни в коем случае не пройдёт.

Длинной змеёй текла от Чернигова к Любечу рать бек-хана Илдея, спешили верные друзья-печенеги на помощь к запертому в Родне великому князю Ярополку, старшему сыну великого Святослава Игорича.

Войско вышло из леса на ополье и невольно остоялось, сбилось в нестройную кучу. По всему ополью стройными рядами стояла латная пехота, стеной горели алые щиты, поблёскивало солнце на рожнах копий. И реял над ратью алый стяг с Рарогом.

Никаких сомнений в том, чья это рать, у бек-хана Илдея не было: на ополье стояло никак не менее двадцати пяти сотен пешей рати — у Ярополка такого войска и в помине нет.

Уже понимая, что это конец, Илдей обнажил меч и звонко проорал:

— Вперёд, кангары!

Честь воя не даст ему попасть в полон, — говорили во все времена. Печенегам, несмотря на то, что сочиняли про них досужие грецкие писаки — ведомо то Илдею было, ведомо! — тоже была ведома войская честь. С глухим горловым рёвом они хлынули вперёд, растекаясь вширь и вытягиваясь в лаву.

Словенско-варяжская рать, наставив копья, двинулась навстречь размеренным шагом.

Удар двух ратей был страшен. В треске ломающихся копий, звоне мечей и глухом стуке щитов, в клубах пыли страшная коловерть топталась на одном месте, не в силах пересилить. Словенские стрелы били железным свистящим дождём, и войско Илдея таяло.

И тут слева бросилась в наступ конница Владимиричей. Гуща боя перед Илдеем распалась, и он оказался лицом к лицу с конным словенским кметьем, вмиг узнав знамено на его щите:

— Добрин-беки?!

Добрыня в ответ только злобно оскалился, но не задержал удара ни на миг. Серое калёное железо бросилось в лицо степняку, и мир опрокинулся, становясь на дыбы…

— А ты как уцелел? — после недолгого молчания спросил хакан.

— Повезло, — пожал плечами Сырчан. — Близко к лесу был.

— Много раз я говорил брату моему, бек-хану Илдею, — задумчиво сказал Куря, комкая в руке бороду, — что не будёт добра от его дружбы со Святославом и Ярополком.

— Что теперь-то?

— И это верно, — понурился хакан. — Твои хозяева зовут меня в поход. Не время ныне, кочёвка у нас, но степные батыры умеют держать слово, ты знаешь это. Мы придём. Пора окончательно извести род Святослава.

Степь зашевелилась.