– Знаете, Карл, я передумал. – Внезапно возникший здесь, в Зальцбурге, знакомый «мерседес» основательно испортил мне настроение. – Все-таки лучше в гостиницу. Отдохну немного, а потом, прежде чем возвращаться за женщинами, вы заедете за мной. Хорошо?
– Как будет угодно, господин профессор. Если вы чувствуете, что устали, то, разумеется, лучше всего полежать.
По пути в гостиницу я спросил:
– Вы говорили, Карл, у вас родственные связи в дорожной полиции?
– Совершенно верно. Родной брат в управлении в Вене.
– Не могли бы вы оказать мне одну услугу?
– Я весь внимание, господин профессор.
– Можно ли установить личность владельца, если известен номер его машины?
– Нет ничего проще, господин профессор.
– Это должно занять много времени?
– Сущий пустяк! У нас с Веной автоматическая связь. Я позвоню Гюнтеру прямо из магистрата. Не будете ли любезны назвать интересующий вас номер?
Я чуть помедлил, пока решился.
– «Мерседес», ве, двадцать три триста двадцать пять.
Карл кивнул:
– Спасибо.
– Вы не запишете?
– Нет необходимости, господин профессор. У меня отличная память, и особенно на числа. Господин бургомистр говорит, что я ходячий телефонный справочник. Он, конечно, шутит, но я и в самом деле помню уйму телефонов.
Мы подъехали к серому зданию с широкими проемами окон, на верхнем этаже которого помещалась служебная гостиница магистрата.
– Господин профессор, разрешите спросить, как вы переносите автомобильную езду? Я имею в виду довольно долгую дорогу. – Карл по-особому, с хитринкой, улыбался. – Нет-нет, это не пустое любопытство, не подумайте!
– Вполне нормально. Я сам вожу машину.
– О, тогда у вас будет отличная возможность посидеть за рулем.
– К сожалению, я не захватил с собой водительские права.
– Жаль! Очень жаль! Такая прекрасная поездка.
Интригующая улыбка по-прежнему не сходила с его лица.
– А что такое? – спросил я. – Вы задаете загадки, Карл. Я сгораю от любопытства.
– Только не выдавайте меня, это сюрприз. Пока вы маршировали строем по старому городу под командой фрау Маргарет, в магистрате меня предупредили, чтобы я завтра был готов к поездке в Инсбрук.
– Нет, вы ошибаетесь, это не с нами. Мы с Ингой должны ехать поездом.
– Я же говорю – сюрприз. Вы очень понравились вице-бургомистру. Это его личное распоряжение. Когда отсутствует бургомистр, «форд» находится в ведении господина Грубера… Ну как? – спросил он, торжествуя.
– Замечательно! Дорога, очевидно, интересная.
– Интересная?! Да ничего подобного вы больше нигде не увидите. Эти снежные пики! Эти колоссальные спуски и подъемы! А Целль-ам-Зее! Да уж из-за одного этого можно выбросить в урну поездной билет! Представьте себе: зеркальная гладь горного озера – и в нее смотрится седая вершина со сверкающими на солнце ледниками!
– Да вы просто поэт!
Карл сиял.
– Ах, господин профессор, проедем это местечко – и вы тоже заговорите стихами!.. А что бы вы увидели, прошу прощения, из окна поезда? Кусочек пресной равнины?.. О, простите! – спохватился он. – Вам нужно отдохнуть, а я тут задерживаю со своей пустопорожней болтовней…
Я поднялся к себе в номер, сел в кресло.
Нужно было собраться с мыслями.
Значит, этот «мерседес» не только венский эпизод. И похоже, дело не в Шимонеках, не в наркотиках.
Следят за мной.
Почему? С какой целью?
Тут может быть несколько возможностей.
Вариант первый. Они – я не знаю еще, кто такие, просто условно называю их «они» – почему-то решили, что я советский разведчик, и прощупывают мои связи.
В пользу этого варианта, каким бы невероятным он ни казался, говорит ряд обстоятельств. Телекамера в нашей венской квартире. Внешнее наблюдение – правда, слишком уж назойливое, прямолинейное. Аппаратура слежения, установленная в «мерседесе». Луч света, попавший мне в глаза возле парка Мирабель, конечно, не безобидный солнечный зайчик, теперь у меня не было на этот счет никаких сомнений; он исходил, скорее всего, от сложной системы зеркал, установленной на переднем сиденье «мерседеса». Такая аппаратура дает возможность, не поворачиваясь, незаметно, наблюдать за всеми сторонами улицы.
Вариант второй. Я оказался в поле зрения латышского эмигрантского отребья, имеющего в ряде западных стран, в том числе и в Австрии, филиалы своих организаций под самыми безобидными и неожиданными вывесками: «Союз ветеранов», »Союз латышей-лютеран», «Общество любителей знаков почтовой оплаты Латвийской республики»…
Что ж, вполне вероятно. Мои научные работы, особенно последних лет, раскрывающие социальный механизм фашистских режимов в Прибалтике, им, конечно, пришлись не по нутру. Тем более, что некоторые из этих работ изданы в переводах на Западе и не остались незамеченными. Во всяком случае, авторитета от них эмигрантским заправилам не прибавилось, и, наверное, они не прочь мне хорошенько насолить.
Но как? Подглядывать с помощью телекамеры, не приведу ли я к себе на дом веселых венских барышень?
Ждать, когда во время телефонного разговора у меня вырвется бранное слово, чтобы записать его на магнитофонную ленту и растрезвонить потом всему миру, как непристойно выражается советский профессор?