Ржевская мясорубка. Время отваги. Задача — выжить!

Ракета! В предрассветных сумерках, без всякой артподготовки, рота совершила бросок — форсировала Волгу и, взобравшись на противоположный берег, устремилась в атаку. Поначалу немцы растерялись от неожиданного, перед самым носом, появления русских, но быстро опомнились и открыли бешеный огонь из всех видов оружия. Полковая артиллерия тут же ответила, стараясь прикрыть наступающих и постепенно перенося огонь на позиции врага. Но рота уже залегла. Так бывало и раньше: захватывали плацдарм на правом берегу, а потом немцы сбрасывали атакующих в реку. До траншей противника оставалось меньше ста метров, но солдаты в маскхалатах, с карабинами и автоматами лежали на снегу, воздух над их головами пронизывали вой снарядов и свист пуль — какая сила поднимет их с земли?! Полковник Разумовский не отрывал глаз от бинокля, нервничал, и я его понимал: не поднимутся, не двинутся вперед вслед за огневым валом — всех разорвет в клочья минометным огнем противника, а он вот-вот начнется. Долго так продолжаться не могло, нужно было поднять людей во что бы то ни стало. Не успел об этом подумать, как Груздев обратился к Разумовскому:

— Максим Петрович, роту поднимет комсорг полка. Он строевой командир — не сомневаюсь, сумеет справиться.

Полковник Разумовский, поколебавшись, приказал:

— Действуйте, лейтенант. Нужно поднять роту, атаковать! Вас поддержит артиллерия. Если сочтете необходимым, пошлю еще людей. Выполняйте!

— Слушаюсь!

Я бросился к выходу из блиндажа. Думал, Груздев что-то скажет мне напоследок, пожелает удачи. Ничего! Ни слова!

Траншеями быстро двинулся к месту, откуда легче и безопаснее спуститься на лед, только бы добраться… В такие минуты, когда жизнь висит на волоске, начинает казаться, что вся она в прошлом, когда ты — дурак! дурак! — был слишком невнимательным учеником. Мысли скачут галопом. Халиков говорил: «Банальная ситуация с комсоргом…» Это про меня! В том, что я должен сделать, есть что-то абсурдное — пока доберусь, меня тысячу раз прихлопнут! Заткнись! Приказ не обсуждают — приказ выполняют! Но душе хочется во что-то верить, мое задание — хорошее; возможно, я смогу спасти людей, но оно и скверное — вряд ли я доберусь до роты. Но надо действовать! Тороплюсь, вот-вот спуск… Что это?! Неожиданное препятствие! Впереди в траншее торчат две солдатские шинели, перегораживая мне дорогу: парочке страшно проскочить маленький кусочек, простреливаемый снайпером с фабричной трубы на противоположном берегу. Как поступить? А вот я вас! Схватив солидную ледяшку, бросаю в нижнюю часть спины находящегося передо мной бойца. Он вскакивает, как ужаленный, и бросается вперед, вынудив то же сделать товарища впереди. Они благополучно проскакивают опасное пространство. Я кидаюсь следом, и в этот момент снайпер успевает всадить мне в левую руку разрывную пулю. Часть рукава кожуха отлетела как пушинка. Под кожухом ватник, осколки пули застряли в нем, обожгли, зацепили руку, потекла кровь. Вбегаю в ближайший блиндаж. Перевязываем рану. Оказалось, я попал в блиндаж комроты. Звоню на компункт, докладываю о ранении:

— Если комполка считает необходимым, все-таки попробую добраться до противоположного берега.

Разумовский чуть медлите ответом и, видно, решает послать другого офицера; отчетливо слышу, как он говорит Груздеву:

— Хватит одного убитого комсорга в разведке боем.

Пронзает мысль: вот истинная разгадка гибели Толи!

Вместо меня послали штабиста. Немецкий снайпер замертво уложил его в снег. Комроты сам поднял солдат, и они ворвались в траншею противника. Там завязалась рукопашная, всегда жестокая драка — кто кого…

Захваченные военнопленные подтвердили, что части скоро отойдут. Разведка боем была успешной. Но остался осадок. Как часто бывает на войне, какая-нибудь досадная неувязка, неожиданная накладка — и потери оказываются несоразмерны задаче. Да, артиллеристы уложили много немцев… но и своих! Спрашивается, куда смотрели их корректировщики на наблюдательном пункте?..

На следующее утро я побывал в медсанбате. Рану привели в порядок. Теперь рука у меня подвешена на перевязи — сказали, на две недели. Я решил не расставаться с полком.

Чепэ

Полк упорно готовился к наступлению на Ржев. Артиллеристы удачно расправились с фабричной трубой на вражеском берегу, и мы наконец избавились от немецкого снайпера, который доставлял нам много хлопот.

Скандал разразился на следующий день после возвращения Шевченко из отпуска. На компункт приехал взбешенный комдив Поплавский с офицерами-особистами. Никто не понимал, что случилось. В штабном блиндаже комполка собрали командование и политчасть. Генерал потребовал немедленно доставить главного полкового разведчика. Шевченко тут же привели, ничего не объяснив. Он, почуяв, что запахло жареным, все же держал себя уверенно. Пока не наткнулся на свирепый взгляд генерала.

И тут произошла дикая сцена. Поплавский задал командиру взвода разведки всего один вопрос:

— Ты кто — советский офицер или дерьмо?!

Шевченко смертельно побледнел и весь сжался.