Ну, а как пережидать бомбежку, а придется, так и обитать какое-то время, и главное, хранить продукты в сырости. Вот и озаботилась. Затем над обширными укрепленными подвалами возвели конюшню. А к чему пустовать месту.
Елизавета Петровна смотрела на двоих закованных в цепи молодых людей. Они жались к стенам и как побитые собаки бросая в ее сторону взгляды полные страха и муки. Было отчего. Эта экзекуция продолжалась с завидным постоянством. Раз в десять дней она спускалась сюда. Не произнеся ни слова какое-то время смотрела на них, после чего молча всаживала каждому из них по пуле в живот. Какое-то время смотрела на их корчи, после чего уходила, оставляя их на попечение своих мальчиков. Двоих верзил, волкодавов.
Бедолаги умирали в мучениях. И длиться это могло сутки напролет. Когда же они умирали или впадали в беспамятство, их поднимали с помощью «Аптечки». Главное успеть до того, как мозг умрет окончательно. А затем они жили в ожидании следующего посещения, случавшегося после перезарядка артефакта.
— Господи нет! Прошу вас, не надо! Ну что вам стоит просто убить нас! — взмолился один из них.
— Госпожа, умоляю, выстрелите в голову! — вторил ему второй, упав на колени и протянув к ней руки.
Елизавета Петровна не проронив ни слова подняла руку с бульдогом и дважды выстрелила, отправляя свинец им в живот. Камера наполнилась запахом порохового дыма и стенаниями раненых. Стрелять она умела. Как и знала, куда именно нужно послать пулю. Сутки, не меньше.
Глянула на своих мальчиков. Те утвердительно кивнули. Развернулась и вышла в довольно широкий коридор с дверями по обеим сторонам. Прошла до лестницы и поднявшись по ней оказалась на конном дворе. Прошла на выход и по садовой дорожке дошла до усадьбы, на открытой веранде которой уже был накрыт стол к чаю.
— Доброе утро, матушка, — откладывая газету, поздоровался младший из сыновей.
— Здравствуй Федя.
— Матушка, — кивнул в знак приветствия вышедший из дверей старший.
— Здравствуй Петр.
После возрождения она пыталась было настаивать на том, чтобы они называли ее по имени. Но столкнулась с глухой стеной непонимания. Пообижалась на такую твердолобость, но в результате махнула на них рукой.
— Ходила в подвал? — поинтересовался Федор.
— Да.
— Может на этот раз ты их отпустишь?
— Эти ублюдки хотели убить твою мать, мой мальчик.
— Сколько раз ты их уже убивала? — вздохнул он.
— Семь. И закончим на этом.
— Это преступление.
— И кто меня выдаст?
— Слухи ходят.
— Слухи ходят всегда.
— Матушка, суд приговорил их к десяти годам каторги. Ты же устроила им адовы мучения.
— Не нужно было сбегать с каторги.
— Не ты ли устроила им этот побег, — хмыкнул Петр.
— Кто им мешал принять наказание до конца и или покончить с собой и выйти по закону. Они сами сделали неправильный выбор.
— И все же, — настаивал Федор.
— Хорошо. Я подумаю над этим, — отрезала она и перевела разговор в другое русло. — Федор, что там с этой затеей с берданками?
— Я проконсультировался по этому поводу. В станки конечно придется вложиться, но в общем и целом расчеты Бориса, или кто их там делал, верны. Два десятка винтовок уже переделаны. Дальше дело за Петром.
— Еще вчера, с разрешения боярина, выделил матросов во главе с мичманом, которые отправились на стрельбище. Поживут там с месяц, поиздеваются над винтовками под присмотром инженера. Но как по мне, задумка стоящая, и дело выгорит.
— Сможем ли мы продать ружья, если царь запретит переделку?
— Я думал над этим вопросом, — произнес Федор. — Уверен, что устроить реализацию не составит труда. Разумеется, если не ломить цену. Однако, думаю, что государь все же одобрит переделку. Но мне видится куда перспективней другая его идея.
— Кульманы? — уточнила Елизавета Петровна.
— Да. Их производство обещает миллионные прибыли. И наладить его не так чтобы сложно. Конечно придется выгрести практически все наши сбережения.
— Борис ведь готов участвовать в обоих предприятиях.
— Готов. Но если мы обойдемся своими силами, он претендует всего лишь на скромные лицензионные отчисления. Вкладываясь же в это дело хочет уже долю. Хваткий парнишка. Дружба дружбой, а табачок врозь. Хотя, признаться грех жаловаться. Я думаю, что нам куда предпочтительней выплачивать ему за лицензию.
— Ну, в этом ты разбираешься куда лучше, тебе и кары в руки. Теперь о Борисе. Решение его твердое. И кто только тянул тебя за язык, Петр.
— Рано или поздно он все одно об этом узнал бы. И скорее рано. Прежде ценз его не интересовал, он всего-то пару месяцев назад начал о нем задумываться, причем сразу в ключе ускорения этого процесса. Так что, это был вопрос недалекого будущего.
— Ладно. Коль скоро мы не можем остановить это безрассудство, остается помочь. Петр, что там с моей яхтой?
— Готова. Но ты ведь ее заказывала лично для себя.
— Передай мальчику.
— Хорошо, матушка.
— Доброе утро, матушка, — появилась в дверях старшая невестка, в сопровождении семнадцатилетнего сына и десятилетней дочери.
— Доброе утро милые.