В тот же вечер мы получили печальное известие о гибели броненосного крейсера «Natal» в гавани Инвергордона, и это событие, естественно, отразилось на общем настроении. По радио не сообщалось подробностей. Было только сказано, что крейсер взорвался на рейде и что при этом погибла половина офицеров и команды, а также большое число гостей. Через несколько дней мы узнали, что взрыв произошел от пожара, который проник в один из зарядных погребов. Огонь возник во время киносеанса, на котором присутствовало много гостей с берега. По другой версии, вина приписывалась запасам японских патронов, которые незадолго до этого были приняты на корабль, и не были подвергнуты соответственному осмотру.
У нас, а также на других кораблях, где имелись японские патроны, их немедленно вынесли из бомбовых погребов и разложили на верхней палубе. Через несколько времени было, однако, объявлено приказом по эскадре, что, хотя причина взрыва на «Natal» не вполне выяснена, нет оснований приписывать ее самопроизвольному взрыву японских патронов. В то же время были запрещены на флоте всякие кинематографические представления в палубных помещениях. Были также введены особые правила предосторожности на случай пожара, порядок хранения фильмов и т. п. Из этого следовало, что катастрофа все же приписывалась пожару, возникшему в связи с киносеансом.
В английском флоте с начала войны были уже не раз подобные взрывы зарядных погребов, и они послужили причиной гибели многих военных и транспортных судов. Я был склонен думать, что возможность таких несчастий обусловливалась некоторыми особенностями порядка хранения боевых припасов. Зарядные погреба не были достаточно изолированы ни от подачной трубы орудийных башен, ни от остальных частей корабля. Не применялись также меры предосторожности, принятые, например, в русском флоте после японской войны. Они состояли в том, что от каждой партии снаряжения бралась контрольная проба взрывчатого вещества – бездымного пороха, пироксилина и т. д. Пробы $ти сохранялись в стеклянных банках в тех же погребах, где и соответствующая партия. По изменившейся окраске лакмусовой бумажки или выделяющемуся запаху артиллерийский офицер мог в любую минуту проверить, показывает ли взрывчатое вещество признаки начинающегося разложения. Проба, внушавшая подозрение, отправлялась для исследования в лабораторию, а соответственная партия взрывчатого вещества выгружалась с корабля для перезарядки, промывки пироксилина или полной замены ее новыми боевыми запасами. На английском флоте была принята другая система проверки находящегося на корабле боевого снаряжения. А именно, раз в год небольшая часть каждой партии отсылалась для проверки в порт. Не нужно быть специалистом, чтобы понять недостаточность английской системы контроля.
После взрыва «Natal» я при случае высказал свое мнение по этому вопросу командующему флотом. Адмирал, по-видимому, согласился, что описанная мною система контроля совершеннее и высказал намерение сообщить об этом в Адмиралтейство. Он опасался, однако, что Адмиралтейство не согласится на изменение системы, в особенности во время войны, так как такая коренная реформа потребовала бы подготовительных работ и длительных опытов. «Главная причина, однако, та, – добавил адмирал с улыбкой, – что мы слишком консервативный народ, в особенности в вопросах техники, и поэтому не имеем доверия к чужому опыту. За это упрямство мы часто должны расплачиваться собственной шкурой. На флоте ваше мнение, быть может, найдет поддержку, но не могу ручаться, что оно также найдет ее и в Адмиралтействе».
Впоследствии я мог убедиться, что Джеллико был совершенно прав. В Ютландском бою англичане потеряли шесть больших кораблей и несколько малых судов из-за взрыва зарядных погребов. На немецких же судах удавалось успешно локализировать возникшие пожары, и они не перебрасывались в места хранения взрывчатых веществ. Немцы не потеряли ни одного корабля из-за взрыва зарядных погребов, англичане же дорого поплатились за свой консерватизм. Главная причина была, конечно, не в неправильной системе контроля, а в недостаточной изоляции зарядных и бомбовых погребов.
В январе 1916 года я написал русскому морскому министру Григоровичу подробное письмо и изложил главнейшие пункты моей докладной записки английскому Адмиралтейству. Я выказал свою твердую уверенность, что русский флот в Балтийском море никоим образом не может рассчитывать на поддержку английского флота до тех пор, пока немецкий флот не будет решительно разбит в Северном море. Копию этого письма я передал Джеллико.