С августа по ноябрь

Неким приятным зимним вечером, пожелавший оставаться неназванным гражданин, гуляя со своим псом, встретил необычайно милого снеговика. Тот почти бежал навстречу, но, должно быть споткнулся и от того замешкался.

Снеговик о двух кривоватых ножках, с чуть поднятыми полными руками, улыбкой до ушей и короткой причёской из снега. Пёс оглядел белокожего парня и отправился знакомиться так, как он привык делать это со всеми двуногими. Обнюхав промеж толстеньких ног снеговика, пёс обернулся к хозяину с резонным вопросом: "Отчего этот первый встречный выглядит человеком, но не пахнет им совсем?!"

— Собака …мыслит образами?!

— Не всякая.

— Так и среди людей это умеют не все!

III

…В просторном дворе дома ничего, кроме сошедших с оси каруселей и ящика, наполненного серым от пыли песком, выставленным, право, как для котят. Детишки возятся в этом ящике, «пекут» куличи, пробуют их на вкус.

Мамаши стоят поодаль в тени под деревьями, окуривают себя вовсе не фимиамом, отпивают из стеклянных сосудов большими глотками… не амброзию, отнюдь. Дамы заняты обсуждением вопросов государственной важности, не меньше, а посему не замечают, что детишки в коробке с песком переругались давно, не поделив невсамоделишные пирожные и рыдают навзрыд все разом.

Откуда ни возьмись, минуя распалившихся в праведном споре мамаш «за жизнь», во двор вбегает собака. Судя по изгрызенному оттянутому подбрюшью, она и сама мать. Умерив подле песочницы шаг, чтобы не испугать детвору, на глазах у десятков изумлённых людей, собака принимается успокаивать ребятню. Ну, — коли людям самим недосуг, как ей, дворняге, пройти мимо человеческого несчастья, которое из-за таких-то пустяков, но искреннее столь. И без вечно недовольного выражения на лице, собака подносит обронённые игрушки, без брезгливого — вылизывает носы и слёзы со щёк. Она утешает человеческих щенков, оставив на время без присмотра своих.

Ну и что же после?! Прогнали собаку, под рёв детей, и даже не дали доесть кусочек печенья, поделился которым с мохнатой нянькой один из малышей.

Собаки смотрят нам в глаза, в надежде разглядеть душу, отыскать в ней хотя слабый отсвет доброты… А кому она нужнее — им или нам?..

***

— Бабы, прекращайте собачиться, смотрите-ка лучше за детьми.

Ночь

Отрезав от сырной головки большой ломоть, похожий на серп луны, ночь села ужинать. Мерное, неспешное её жевание сопровождалось то ли скрежетом зубов, то ли скрипом ствола осины, жалобой косого, либо назиданием филина. Не переставая есть, уставившись невидящими глазами на чёрный задник неба, вышитый бисером созвездий, ночь шептала недовольно:

— Никакого порядка. Одни появляются, другие гаснут, третьи оставляют после себя только лишь свет, а сами уходят неведомо куда, не сказавшись никому — зачем.

Привыкшее к переменам настроения ночи, небо сочло за лучшее промолчать, дать ей время утерять хотя малую толику своей горячности, как оно и бывало обыкновенно — к утру, но нынче всё случилось куда скорее.

Уронив сыр в черничный соус облака, ночь озадаченно шевельнула бровью, но, — не бросать же, — и, лизнула сбоку, да после макнула ещё раз. Кушанье показалось ей, хотя и непривычным, но неожиданно приятным, отчего настроение её сделалось менее приторным17, да не слегка, а до того, что порешила она обойти вниманием и некстати скатившуюся с небосвода слезинку метеорита, и невнятную возню ветра с дождём, что приготовляясь к полуночному концерту, старались разучивать свои партии как можно тише.

Но, — то ли ночь была недостаточно голодна, то ли сахару в черничном соусе добавлено слишком, или сыр оказался кисловат, из-за того, что незрел, а мусолила ночь тот кусок до самого рассвета, покуда вовсе не истомилась.

Сощурившись в сторону рассвета, ночь задремала, сама не заметила как. Поговаривают, что проспит она так почти до самого заката, а после вновь примется за старое: отщипывать от сыра, да ворчать.

Средство от мух

В комнатах было жарко по-летнему. За окном красовалась выставленная осенью акварель, её автопортрет. Рассматривая недурно выписанное небо, хотелось выйти и потрогать его рукой, отпить глоток-другой вкусного, кисленького слегка, взвару воздуха. Повертеть в пальцах, держа за худой хвостик, вырезанные, словно из золота, навечно совершенные кленовые листы… Но в дело мешались мухи.

Ссылаясь на то, что некогда и неведомо кем они были приглашены, мухи рвались в дом. Бесцеремонно и упрямо, не обращая внимания на протестующие жесты обитателей, на клацающих зубами левреток, на неестественное равнодушие котов, расслабленно возлежащих в засаде подушек и отбивающих ритм намечающейся схватки кончиком хвоста. Мух не останавливал даже паучий невод, так кстати не сметённый обленившейся прислугой.

А осень всё канючила, жаловалась, топталась под окнами. Ей было архиважно удостовериться, насколько удачен автопортрет, а кому, как не тебе успокоить уязвлённое неуверенностью самолюбие?!