Читаем С автоматом в руках полностью

Вечером, после шести часов, он был уже в избушке. Затопил печь и обошел домик снаружи. Свет из окна не проникал, только чувствовался дым и время от времени из трубы вылетали искры. Довольный, Яниш растянулся на нарах. В комнате было уже тепло, когда постучала в дверь Ярка. Он поцеловал ее прохладное, пахнущее духами лицо. Она стала греть руки у горячей печки. Яниш разложил одеяло на нарах и предложил Ярке сесть. Потом задул свечу и стал целовать девушку. Она слегка сопротивлялась.

- Ты боишься? - спросил он.

- Знаешь, наши...

- У тебя есть кто-то другой.

Он, конечно, об этом догадывался - слишком она была красивой, чтобы до сих пор не иметь ухажеров, - но хотел знать наверняка. Помолчав, она ответила:

- Есть один такой парень... из Марианске-Лазне. Его, как и тебя, Вашеком зовут. Он ездил к нам до призыва в армию. Он думает, что я уже его невеста. Хотел, чтобы я подождала, пока он вернется из армии...

- И ты ждешь? - сказал он разочарованно и отстранился от нее.

- Как видишь, с тобой, - ответила она и крепко его обняла. - Я знакома с ним недавно. Он несколько раз танцевал со мной, три раза мы встречались. Он узнал, что мы переехали, и уже писал мне сюда. Хочет приехать. У него своя машина. Но, знаешь, все это пустяки... хотя наши и придают этому значение.

Цыган молчал, опершись головой о стену. "Это не должно было произойти", - подумал он, потом встал и подбросил дров в печку. Когда он снова уселся рядом с Яркой, услышал, как она плачет.

- Я не должна была рассказывать тебе об этом, - проговорила она сквозь слезы. - Ты ничего бы не знал, а теперь можешь думать все что угодно. Но ведь между нами ничего не было, Вашек, ничего! Ты мне веришь?

- Не знаю, - вяло сказал он. - Встречаешься ты со мной, видно, от нечего делать.

- Это неправда. Я о тебе самого лучшего мнения, иначе зачем бы я сюда приходила?

"Не буду пока ломать себе над этим голову", - решил он.

Ее горячие пальцы гладили его по лицу. Он взял ее руки и поцеловал. Была уже почти полночь, когда Яниш зажег свечу. Девушка привела себя в порядок, а он смотрел на нее, полный восхищения. Договорились, что оба пойдут на вечер в николин день и он будет танцевать с нею. Он подождал, пока она исчезла в садике, окружавшем ее дом. У нее был ключ от черного хода. Ярка занимала маленькую комнату, расположенную поодаль от комнат родителей и других членов семьи. Уходя на свидание, она оставляла гореть свет, чтобы думали, будто она читает. Сейчас это было единственное светящееся окно во всем Лесове. Оно погасло, когда Яниш уже подошел к темному зданию заставы.

В комнате было нестерпимо жарко, а в печной трубе гудел ветер. Храстецкий и Стромек спали, лежа на одеялах. Цыган забрался в постель. "Кто этот второй, и как будет с нами обоими?" - спрашивал он себя с беспокойством. В окно стучал холодный ночной ветер. Начиналась лесовская зима.

Цыган заступил на дежурство и теперь, сидя в теплой канцелярии, смотрел в окно. Снегопад усиливался. Снег уже покрыл землю толстым слоем, а темные тучи приносили все новый и новый. Храстецкий и Роубик были в дозоре в тылу участка в районе Уезда. Им предстояла немалая работа - километров двадцать обхода и четыре часа так называемой засады. Это означало, что они должны были в указанное время находиться в определенном месте, чтобы проверяющий мог всегда найти их там. Засады устраивались на перекрестках дорог, на лесных просеках и удаленных тропах: в таких местах пограничники могли быстрее наткнуться на тех, кто попытался бы нарушить границу.

Цыган думал о Ярославе. Стояла тишина, только наверху кто-то, наверное Миша Шикл, потихоньку играл на гармошке. Цыган закрыл глаза, из головы не шел вчерашний вечер. Спать ему не возбранялось, только нельзя было проспать телефонный звонок. Уснул он около полуночи, но вскоре его разбудил Храстецкий, патруль которого проходил через Лесов, держа путь на Гуть. У Вацлава был провинившийся и в то же время довольный вид.

- Знаешь, мы выдоили козу Мачека. Сил не было терпеть жажду. Пришлось с ней повозиться. Только не вздумай кому-нибудь рассказать об этом.

- Ярда рассвирепеет, если узнает, - серьезно заметил Роубик. Интересно, что скажет этот кашевар, когда надоит вдвое меньше, чем обычно?..

"Ох уж этот Храстецкий! - подумал Цыган. - Чего он только не придумает!.." Он нравился Цыгану. Они стали хорошими друзьями. Храстецкий любил петь, знал модные танцы, увлекался джазом, разбирался в политике и спорте, всегда был опрятно одет и подстрижен по тогдашней моде - "с зачесом", хорошо играл в ручной мяч, умел ужиться с любым коллективом и так же, как и Цыган, любил природу. Не было такой затеянной пограничниками проказы, в которой не принял бы участия Храстецкий.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное