Читаем С автоматом в руках полностью

- Стой! Руки вверх! - и лязгнул затвором автомата. Мужчины будто окаменели, а потом первый из них нерешительно поднял руки над головой, второй же бросился в кусты и скрылся из поля зрения Хлоупека. Вахмистр поднял автомат и дал длинную предупредительную очередь.

Беглец мчался прямо на Цыгана. Яниш дал очередь в снег метрах в двадцати перед бегущим. Стромек тоже стрелял с высокого пригорка. Мужчина остановился и высоко поднял руки.

- Кругом! - приказал ему Цыган.

Привели и второго. Тот без конца просил, чтобы перестали стрелять.

- Да кто стреляет? - рассмеялся Стромек. - Разве ты слышишь выстрелы? А ну, ложись! Быстро!

Задержанные проявили большое проворство и мигом повалились в снег. Пограничники моментально обыскали задержанных. Ко всеобщему удивлению, у незнакомцев ничего с собой не оказалось.

- Пошли! - сказал Хлоупек. - Держитесь подальше друг от друга, господа. И чтоб было тихо, как в могиле.

Не успели они сделать и двух шагов, как столкнулись с патрулем Роубика. Те тоже возвращались из наряда, но, услышав выстрелы у пруда, бросились на помощь.

- Ну и подняли же вы пальбу! - расхохотался Роубик. - Так вы разбудите Павелку.

Однако прапорщик уже не спал, видимо, ждал возвращения патруля, посланного к границе. Задержанные оказались чехами, официантами из Марианске-Лазне. Одного из них Олива даже немного знал. Гладко выбритые, комические в своей элегантности, они тряслись от страха.

- Мы направлялись во Францию, - сказал первый из них.

- А кто вам посоветовал идти через Лесов?

- Один посетитель ресторана. Он сказал, что граница проходит примерно в трех километрах за таможней и до рога туда идет через лес. Он говорил, что жил здесь до' войны.

- Пан прапорщик, - вмешался Цыган, - можно вас на минуточку? Надо бы заглянуть в этот домик.

Павелка согласился, и, пока он продолжал допрос, Цыган и Стромек, уже не на шутку уставшие, отправились назад, к домику. В темном углу на прогнившем полу лежали два чемодана и портфель. На заставе в них обнаружили белье, консервы, сигареты, а также два остро наточенных кинжала, порнографические фотографии, три бутылки ликера и карту с нанесенным на нее маршрутом движения: через Уезд на Лесов, вдоль ручья к лесопилке, таможне, а оттуда к пограничному столбу №22-23. Был здесь и график движения: они хотели перейти границу утром, около половины седьмого, а ночью вышли осмотреть местность. В маленьком блокноте оказалось и несколько заграничных адресов.

- Кто вам их дал? - спросил Цыган, и высокий элегантный мужчина спокойно ответил:

- Это адреса посетителей нашего заведения. Иностранцев. Мы сами выписали из их документов.

- Это проверят в другом месте, - сказал вахмистр. В связи с задержанием пришел и Зима.

- Ну что, наверное, последние в этом году? - улыбнулся он.

- Как бы рождество не оказалось чересчур веселым, - ответил ему Цыган. Ребята попрощались и поспешили к себе в дом, где быстро забрались в теплые посте ли. Через два дня наступали рождественские праздники... Уже во второй раз встречают они их в заснеженном Лесове. Прежде чем заснуть, Яниш пересчитал в уме свои задержания. Оказалось, он уже догнал Оливу.

Накануне сочельника Цыган и Роубик были в наряде, а в первый рождественский вечер им предстояло дежурить ночью. Почта принесла поздравления от Храстецкого и Гулы, а также посылки из дому. Все ждали возвращения ребят из Словакии, но напрасно. Оказалось, они приедут лишь после праздников. Посылки тех, кто собирался на праздники домой, отправились на общую кухню. Дома их никто не ждал, поэтому и прислали в Лесов всякой снеди.

- Пригодится, - удовлетворенно констатировал интендант Тонда.

Когда уехали отпускники, нести службу пришлось двенадцати вахмистрам. Павелка распорядился дежурить с короткими интервалами и охранять прежде всего подходы к границе - деревни и поселки, а также следить за снежной целиной вблизи границы.

Праздничный ужин начался в шесть. За столом собралось всего десять человек. Двое находились в дозоре, а Цыган с Роубиком тоже уже готовились отправиться в наряд. Вкусных вещей было больше чем достаточно. Едва они поужинали и потянулись за сигаретами, как прибежал дежурный и прошептал что-то Павелке. Они разобрали только "поселок Двур". Это название дежурный повторил несколько раз. "Опять нет покоя", - со злостью подумал Цыган. Прапорщик встал и вышел с дежурным из столовой. Какие-то тайны... Вскоре они вернулись.

- Идите посмотрите-ка кое-что, - сказал прапорщик, обращаясь к сидевшим в столовой.

Стоял ясный, тихий вечер. Мороз крепчал.

- Вон там. - Павелка указал в сторону поселка Двур, расположенного на дальнем холме.

И они сразу же все увидели. В доме лесничего то зажигался, то гас свет. Это здание было видно и с немецкой территории. Вахмистры так и ахнули.

- Кто-то подает сигналы! - сказал Стромек.

- Прокеш мне давно не внушает доверия, - прошептал Цыган.

- Да, ребята, в ружье! - скомандовал прапорщик. - Пойдем все!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное