Читаем С автоматом в руках полностью

- Этот тип, - с трудом проговорил он, - опередил нас, по крайней мере, часа на два, иначе мы бы его уже догнали. Теперь надо быть начеку. Похоже, он шел к Лесову...

Мразек ничего не ответил, только кивнул и проглотил горсть снега.

Теперь они шли по лесу, то и дело прислоняя потные спины к холодным, обледенелым стволам деревьев, хватаясь за ветки трясущимися руками. Небо между тем потемнело, повалил снег.

- Вот черт! - выругался Иван. - Этого еще не хватало.

Мразек сжал кулаки:

- Если мы его догоним, я врежу ему пару раз. Слово даю!

Они были уже внизу, под Лесовом. Им так хотелось пойти на заставу, именно пойти, бежать они уже не могли: сил хватало только на быструю ходьбу. Посмотрели на часы. Куда, собственно, идет этот человек? Его следы не кончались и у лесовской мельницы. Мразек оперся о полуразрушенную стену.

- Хоть бы попался кто-нибудь по дороге, чтобы можно было сообщить на заставу. Так нет, каждый сидит на печи...

Олива снова отправился в путь и снова побежал. Он знал, что впереди лес, а за ним - шоссе, где довольно оживленное движение. И тогда все их усилия и страшная усталость могут оказаться впустую. Тогда останется только ходить в Ходове от дома к дому и расспрашивать жителей. А следы повернули к лесу. Иван оцепенел. С. трудом волоча ноги, к нему подбежал Мразек. Шапку он где-то потерял, волосы его слиплись.

- Придется идти в лес, ничего не поделаешь, - решил Иван.

На его изможденное лицо падал снег. На шоссе затарахтела автомашина, но она была уже далеко, до них донесся лишь звук мотора. Они с отчаянием посмотрели ей вслед. Следы привели их к холму, к крутому подъему. Человек, шедший перед ними, знал, чего хочет, где находится, куда идет и чего нужно избегать. Они преследовали его уже полтора часа и за это время преодолели по глубокому снегу семь километров. Следы пошли по лесной дороге. Снега там было меньше. В конце вырубки следы исчезли в мелком, нешироком ручье, перейти который не составляло труда.

- Идет по руслу, - отметил Олива. - Кое-где прислоняется к берегу. С него, кажется, тоже уже довольно.

Дно ручья было твердым - песок и галька. В лесу уже темнело. Они подошли к большой вырубке. Олива пролез под веткой последней елки и оказался на открытом месте. И в этот момент с другой стороны вырубки прогремел выстрел. Иван бросился на землю. Мразек открыл огонь па бегу. В ответ из-за кучи старых пней сверкнула вспышка.

- Стой! Сдавайся! - закричал Олива.

С елки, под которой они залегли, на вахмистров посыпался снег. Следовательно, стрелок целился слишком высоко. Перестрелка продолжалась довольно долго и ни к чему не привела. Их потные спины обледенели. Силы иссякали. Однако они располагали явным преимуществом, так как вели огонь, укрывшись за мощной елью. Их противник находился на вырубке за пнями, и от стены леса его отделяло не меньше пятидесяти метров. Он не хотел идти на риск и проделывать этот путь. Оба вахмистра расстреляли уже по магазину, и им тоже надо было что-то предпринимать. Иван заметил неизвестного метрах в шестидесяти.

- Стреляй не спеша, - приказал он Мразеку, - но сначала покричи ему еще раз.

- Сдавайся и выходи! - закричал Руда.

За пнями никто не подавал признаков жизни. Наступал самый опасный момент.

- Давай, - сказал Иван. В то время, пока Мразек вел стрельбу одиночными выстрелами, Олива привстал и тщательно прицелился. Уже темнело, и Олива мог предположить, что скрывающийся за пнями человек выкинет старый фокус: прикинется, что сдается, а когда внимание пограничников после долгого преследования и перестрелки ослабнет, попытается, петляя, добежать до леса и найти там спасение. Из-за пней показалась рука с пистолетом. Иван совершенно отчетливо видел ее, а также часть тела. Олива выстрелил два раза подряд. С веток посыпался снег. В следующий момент автомат Оли вы отказал, и вахмистр долго давил на спусковой крючок.

На их дальнейшие призывы сдаться ответом было лишь молчание. И только теперь они почувствовали, как мороз пробирает их до костей. Возбуждение на миг оставило их. Но они должны были задержать этого человека! На значительном расстоянии друг от друга, готовые в любой момент броситься на снег, они пошли к куче пней с одной мыслью: он там только и ждет, когда они подойдут поближе. Им снова стало жарко.

Руда первым увидел его и опустил дуло автомата. Неизвестный лежал на боку, пистолет валялся в четверти метра от его безжизненной руки. Высокий, стройный мужчина в лыжном костюме. Олива подошел ближе и оттолкнул ногой парабеллум. Мразек склонился к мертвому.

- Две в голову.

Олива отвернулся, ему стало не по себе.

- Жалко, что не живой, - сказал Мразек. - Не везет мне с ними.

Побледневший командир патруля сел прямо на снег. Руда присел рядом, ежась от холода.

- Ну, Иван, - сказал он, помогая Оливе встать, - иди к дороге. Он от нас уже не уйдет... Сбегай вниз к шоссе за кем-нибудь, а я здесь подожду...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное