Читаем С автоматом в руках полностью

- Ну так одолжи мне шмотки, - проворчал Храстецкий, и Мачек охотно предложил ему даже белый фар тук. Вацлав взял только куртку и брюки. Гофману ничего не досталось. Храстецкий уже собирался уходить, когда в комнату вошли промокшие до нитки Коварж и Шикл. Цыган вскочил из-за стола:

- Что вы здесь делаете? Вы должны находиться в районе Двура.

- Мы были там, Цыган. Объявляй тревогу. Перед самой грозой кто-то прошел в направлении Планы. Прокеш видел его, когда закрывал окна.

Цыган взглянул на ребят и стал одеваться.

- Он был во всем кожаном?

- Нет. Шел налегке. Одет был в голубую спортивную куртку.

- Чего же вы не сообщили об этом по телефону, черт побери?

- Так ведь он не работает, и света нет.

- Ребята, а я одолжил Вашеку свои вещи, - запричитал Мачек. - Если б знать, что предстоит такая операция...

- Одеться! Всех позвать сюда - и в путь! - приказал Цыган. - Коварж и Мила, вы дуйте ко второй мельнице и займите там позицию у ручья. Храстецкий и Гофман пойдут вместе со мной на Двур. Олива с Тондой - к тому лесу, где тогда попался этот тип, и выходите, Иван, на дорогу. Не может же он идти лесом! Вевода и Роубик, в Ходов! Проверять любого и каждого до самого утра! Мачек, беги на станцию к Зиме и все расскажи ему.

- Пусть кто-нибудь спустится к мельнице у дерев ни, - посоветовал Храстецкий, и Яниш направил туда Штрупла и Мачека: это ближе всего, так что утром повар сможет приготовить завтрак.

- В случае чего - стрелять! Мы все знаем, кто где. Они выбежали из столовой. Гроза утихала, только время от времени опять начинал идти дождь. Воздух был чистым, начало уже смеркаться. Цыган и Храстецкий побежали через сад вниз к ручью, прямым путем на Двур.

- Я так и знал, что в Двуре обязательно что-нибудь случится, отплевывался на ходу Храстецкий, делая мощные скачки вслед за Янишем. Бежать по слякотной полевой дороге было скользко. По бревну, которое они сами когда-то туда принесли, они перешли мутный бурлящий ручей. На небе загорелись первые звезды, но пограничники не видели их. Мокрые ветки стегали по лицам. Ребята уже промокли насквозь: особенно стокилограммовый Храстецкий. Горя нетерпением, теперь он мчался впереди. Вот и шоссе. Еще двести метров - и они на горе. Вдруг Храстецкий резко остановился, и Цыган наткнулся на его мокрую спину.

- Кто-то бежит внизу, - прошептал Храстецкий.

Человек приближался, на каменистой дороге был слышен каждый его шаг. Цыгану даже показалось, будто он видит, как тот бежит вниз по ложбине.

- Стой! - закричал Храстецкий и поставил автомат на боевой взвод.

- Не дурите, ребята. - Они узнали голос Стромека.

- Что ты здесь делаешь? Ты же пошел в Тахов!

- Я вернулся из-за грозы, хотел попросить плащ у Прокеша и от него узнал о случившемся.

- Пистолет у тебя есть? - спросил Цыган. - Покажи! Годится, пошли с нами.

В деревне царила тьма. После бури наступила тишина. Стромек тяжело дышал.

- В сторону Тахова он не пошел, а то бы я его встретил.

- Прокеш видел, как он направлялся к Плане.

Они побежали по лугу мимо домишек, через ограды и кусты и наконец оказались на шоссе. Там остановились.

- Он наверняка здесь шел, - сказал Храстецкий. - Только ливень все смыл, все следы. Он был здесь на два часа раньше, чем мы. Я предлагаю пройти дальше по шоссе и заглянуть в большую кормушку для оленей, а также на старую лесопилку наверху. Ребята уже давно на перекрестках и в Ходове.

Они помчались дальше по шоссе, которое шло то вниз, то взбиралось на холмы. Было не так уж темно, как им сначала показалось. Мостик, где когда-то проходил Дядя, давно уже починили. Под ним бежал такой же бурный поток, как и в тот раз, когда они впервые напали на след Дяди. Около большой кормушки ребята остановились. Гофман посветил большим фонарем. Остатки сена, намоченного дождем, заглушали их шаги. Они внимательно все осмотрели, кормушка была пустой, никаких следов.

Ребята вернулись на дорогу и прибавили шагу. Была здесь еще старая, наполовину разрушенная лесопилка. Они вышли из лесу. Перед ними раскинулись заболоченные просторы. Вдалеке чернела лесопилка. Сначала они обошли здание. Большие дубовые двери были распахнуты настежь. Ребята вошли внутрь, только Стромек остался снаружи наблюдать за окрестностями. Однако и здесь не было никаких признаков того, что кто-то искал тут убежища от грозы: на покрытом слоем пыли полу остались бы отпечатки ботинок. Как поступить дальше? На своем участке они предприняли все, что было возможно. Куда идти теперь? Что делать? Пока они здесь стоят и рассуждают, ребята внизу, наверное, что-нибудь разузнали. Цыган обдумывал, как поступить. Храстецкий предложил:

- По-моему, нам надо разделиться. Двое пойдут в направлении Ходова, а двое - на Плану. Нам нельзя долго размышлять. Надо идти до самой Планы с обеих сторон. Если тот тип не ждал, пока кончится дождь, а продолжал свой путь, значит, он идет наверняка. Его целью может быть только Плана.

- Хорошо, - одобрил предложение Цыган, - я с Владой пойду на Плану, а вы двое - на Ходов. Внизу вы встретитесь с ребятами. Нет смысла идти по местности, шагайте по шоссе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное