С Барнаби Бракетом случилось ужасное

— Мы уже это обсуждали, Элистер, — вздохнула Элинор, отложив вилку. — Если мы станем выводить его на улицу, что скажут соседи? Они же могут заподозрить, что мы дома все летаем.

— Ох, Элинор, ну ты скажешь, — рассмеялся Элистер. — Я в жизни не летал никогда, сама знаешь. Ногами я крепко стою на земле.

— А подумай о других детях, — добавила его жена. — Что, если в классе у Генри, например, узнают про Барнаби и решат, что Генри тоже летает? С ним могут раздружиться.

— Уверен, что вряд ли. Барнаби же летает не по своей воле, в конце концов. Он просто таким родился.

— Ты это Генри расскажи, когда его побьют на школьном дворе.

— Не думаю, что это…

— Дети могут быть очень жестокими, — продолжала Элинор, не обратив внимания на мужа. — Да и дома его проще держать под контролем. Подумай, что случится, когда мы его выведем. Он же просто улетит, и мы его никогда больше не увидим.

С этими словами она поднесла кусок лазаньи ко рту, но вилка зависла в воздухе: Элинор поняла, насколько проще им станет жить, случись такое с мальчиком. Элистер посмотрел на жену, и между ними что-то зародилось — какой-то микроб кошмарной мысли, так и оставшейся невысказанной. Пока.

— В общем, если тебя это так волнует, вечером после работы можешь сам его водить гулять, — произнесла Элинор мгновение спустя.

— Об этом и речи быть не может, — тут же ответил ее супруг, помотав головой, словно это предложение следовало немедленно вытрясти из мозга и ушей, чтобы оно не успело нанести никакого вреда. — Я не стану, повторяю — не стану — посмешищем для соседей.

— Ну и на меня тогда не рассчитывай.

— Может, нам кого-нибудь нанять? — спросил Элистер. — Вроде профессионала, который гуляет с собаками.

— Но тогда придется оправдываться за состояние мальчика перед чужим человеком. И глазом моргнуть не успеешь, как слухи пойдут.

— И то правда. Но как же быть со школой?

— А что школа? — нахмурилась Элинор. — Ты о чем это? Не ходит он ни в какую школу.

— Пока не ходит, но скоро же пойдет. Через несколько месяцев ему в детский сад. Придет весь такой белый, и все решат, что с ним что-то не так.

— С ним и так что-то не так, Элистер.

— А вдруг они решат, будто у него кожная болезнь? Тогда никто не захочет с ним сидеть. И опомниться не успеем, как нас потащат разговаривать к школьному врачу, а там и хлопот не оберешься. Могут и в стенгазете про это напечатать — и тогда все узнают, что я породил летающего мальчика. Нет уж, прости меня, Элинор, но я должен настоять на своем.

— На чем ты должен что? — не веря своим ушам, переспросила Элинор.

— На своем, — уже с нажимом повторил Элистер. — Я глава этой семьи, и я решил, что мы рискнем. К черту неприятные взгляды и жестокие сплетни. Мальчика надо выводить на солнышко. Завтра утром можешь и начать, когда поведешь гулять Капитана У. Э. Джонза.

Собакин хвост при этом расчудеснейшем на свете слове — «гулять», два слога, сулящие ни с чем не сравнимые удовольствия, — радостно завилял, и Элинор с неохотой согласилась. Сопротивляться у нее больше не было сил. Поэтому наутро — день обещал быть ярким и солнечным, в самый раз для того, чтобы щеки мальчика немного порозовели, — Элинор хлопнула в ладоши, призывая Капитана У. Э. Джонза, пристегнула к его ошейнику поводок, а затем встала на кухонный табурет, чтобы достать с потолка сына.

— Идем гулять, — буднично сообщила ему она.

— По дому?

— Нет, на улицу.

— На улицу? — переспросил Барнаби, ни на грош не веривший, что мама сделает так, как накануне вечером распорядился папа.

— Ну да. Но прежде, чем мы выйдем, — в общем, извини, но я должна кое-что сделать.

И Элинор достала запасной ошейник Капитана У. Э. Джонза — такой, что растягивается, — и второй поводок, которые они держали в кухонном шкафу. Через три минуты все вышли на улицу.

На улицах Киррибилли то было необычайное зрелище. Сначала двинулись к дому генерал-губернатора на самом южном кончике полуострова: повесив от стыда голову, шла взрослая женщина, в нескольких шагах впереди трусила собака неопределенной породы и неведомого происхождения, а позади на другом поводке над ними летел четырехлетний мальчик, бледный, как привидение.

Барнаби Бракет стал воздушным змеем.

Они свернули на север, к колледжу Святого Алоиза, где в пятом классе доучивался Генри. Но едва в школе прозвенел звонок и дети с топотом побежали по лестницам на переменку, Элинор заторопилась прочь, к причалу на Джеффри-стрит, — ей нравилось стоять там и смотреть на паруса Оперного театра на другом берегу залива, на городские небоскребы и отели, торчавшие на горизонте. Справа от нее гордо высился мост через гавань — он соединял пляжи Северного Сиднея с центральным районом Скалы, — и она повернулась к нему лицом — посмотреть на флаги, трепетавшие на ветру, — а затем глубоко вздохнула. Ей — хотя бы на краткий миг — стало спокойно.