С болью в сердце (СИ)

"Газированная морская вода".

Соленая!

Нахрена они мне ее дали?

Боятся, что заболею? Или что?

Ладно, быстрее заживет. Говорят, соль лечит. Не зря же у нас тут, озеро соленое недалеко. Лечебное.

Откидываю голову на стену. Прикрываю глаза.

Я же этого амбала где-то видела.

Вот, только где?

Напрягаю мозг, чтоб вспомнить.

Он сказал — "главный".

Так говорят… Астаховские…

Черт!

Вот, почему-то, я не удивлена…

И что ему надо?

Немного выключает.

Проваливаясь в дрему, вижу нас с Колей и Мишей. Мы гуляем в парке. Мишка громко смеется. Коля улыбается, глядя на меня.

Вздрагивая, распахиваю глаза. Уже светает, скоро утро.

Откуда-то издалека доносится детский плач. К груди накатывает тревожный ком. Откуда здесь ребенок?

И опять тихо. Может показалось?

Снова погружаюсь в свой сон. Но мне не дают до конца уснуть, металлический лязг сильно бьет по ушам.

И Астаховский амбал силой заталкивает… Мишу!

— Миша! — кидаюсь к нему.

Услышав мой голос, падает мне в руки. Трясется. И не понятно, от холода или от страха. От всего вместе, наверно.

Заплаканный и холодный.

Ночи еще холодные, а он в одной пижаме.

— Ты как, Миш?

Молчит. И прижимается крепче.

Идиоты! Напугали ребенка.

Глажу его по спине.

— Эй! Дайте одеяло! Холодно!

Не хватало еще воспаление легких подхватить.

Кидают нам какую-то куртку. Пахнет мазутом. Спасибо и за это. Укрываю нас. В основном, Мишку.

Успокаивается и засыпает. Как-то быстро. Подозрительно…

Мне не послышалось, ребенок плакал. Миша. Они ему успокоительное вкололи? Уроды!

Коля! Я не представляю, как тебе тяжело сейчас. Но если ты услышишь меня, хочу тебе сказать: "С Мишей все хорошо! Я не дам его в обиду! И он твой, и ни чей больше!"

Немного всхлипывает во сне. А я подпрыгиваю от каждого вздоха.

А уже утро. И солнышко потихоньку начинает пригревать. Чуть теплее.

Снова грохает эта гребаная дверь.

— Вставай, пошли… — приказным тоном, еще один амбал. Другой. С шевелюрой. А тот лысый был, и неприятный.

— Куда?

— Увидишь!

Аккуратно укладываю Мишку и встаю. Закрывает за мной дверь.

— Эй! А как же Мишка? — оглядываюсь. — Он проснется один, испугается. Оставьте дверь открытой. Никуда он не убежит.

— Слышь, умница! А если он поранится? — подталкивая меня в спину.

А, да. Не подумала. Идиотка!

А вот он, не совсем потерянный человек.

Ай!

Ауч!

Да что ж такое!

Спотыкаясь и подгибая ноги.

Сплошные камни, а я босиком в одних носках. Больничные тапочки куда-то делись.

Оказывается, это вовсе не подвал. А заброшенный склад. И судя по виду из окна, где-то на пустыре.

Краем глаза замечаю, вдалеке газовые факелы. Я знаю, где мы. Недалеко от газзавода. Но как сообщить папе? Надо пораскинуть мозгами.

О, этот лысый. Указывает мне на стул, присаживаюсь.

— Присмотрите за Мишей, пожалуйста… — прошу, того что с шевелюрой.

Молча кивает. Выходит.

А этот пристегивает меня наручниками за спиной.

Слышу как за спиной паркуется машина. Оглядываюсь.

Астахов, черт его дери.

Счастливый, гад…

— Ну, здравствуй, Сандра… — подходит ближе.

— Не могу пожелать вам того же, Геннадий Егорович…

— Зачем ты ее привязал, идиот? Куда она денется? — обращается к своему холопу.

— Да, она дикая! На людей бросается! — жалуется тот.

— Ты, что ль, человек? — обращаюсь к нему. — Если бы вели себя как люди, то и я бы не кидалась…

— Развяжи… — Астахов, улыбаясь.

Снимает наручники. Растираю запястья.

Смотрю на него. Сейчас выглядит спокойным. А все потому, что он всё контролирует и ему все подчиняются. Но скоро все изменится, можешь не сомневаться.

— Ну, и зачем я здесь? — закидываю ногу на ногу, а руки складываю в замок на затылке.

Я буду в позиции превосходства. А ты — стой.

— Ты — стимул для отца!

— Какой еще стимул?

— Твой отец, когда закрывал свой бизнес, прибрал к рукам чужие деньги. Большие деньги. И по-хорошему отдавать их не хочет, теперь будет по-плохому…

— Какие деньги? — смеюсь в голос. — У него все конфисковали. Еле-еле в плюс вышел, а сейчас у него легальный бизнес и он его законно поднимал…

— Эх, наивная, ты девочка… У него миллионы припрятаны, можно сказать, что он их у влиятельных людей из-под носа увел. Договариваться не хотел. Пришлось идти на крайние меры…

— Ну, ладно, со мной понятно. А причем здесь ребенок?

— А это мотивация для Ситникова, убедить твоего отца…

До чего же странный человек…

— А школа моя вам, с вашими влиятельными людьми, нафига? Других помещений не было?

Надо как можно больше у него выведать.

Себя нахваливает…

И выкладывает все…

— Глупенькая! Это же специально, подбираемся к тебе, а твой отец идет на наши условия…

— Твой план, да?

— Да! — гордо заявляет.

— Гениальный, ничего не скажешь… — язвительно.

Он не странный. Он больной! И вид у него такой же.

Был же, более-менее, адекватным.

Или он немного не в себе? Или много?

Мне кажется, ему пора к его отцу. В больничку.

Интересно, это у них с рождения? Или проявляется в сознательном возрасте?

Чем он безумней, тем опасней. Никогда не знаешь, что он выкинет в следующую секунду. Надо бы поосторожней.

— Так дай мне телефон, я позвоню отцу, он привезет деньги…

— Ему понадобится не одна фура, чтобы их привезти.

Да чтоб вас всех…

И что, мы с Мишей будем здесь сидеть, пока деньги собирают?