С человеком на борту

Излишне говорить, что вся эта история меня не порадовала. Видеть в лице Гагарина противника в споре было достаточно неприятно — не столько даже из соображений деловых, сколько чисто эмоционально. Но при всем том я не мог отнестись к его позиции без уважения: она отражала присущее ему чувство долга, перед лицом которого отступали личные симпатии и антипатии. Сейчас предмет спора потерял свой смысл, забылся. Память же о присущей Гагарину твёрдой линии — делать то, что, как ему представлялось, он обязан был делать, — осталась.

Ну а как же все-таки со славой Гагарина? Мне кажется, что нёс он её очень легко. Нигде и ничем не афишировал. Более того, пользовался каждой возможностью, чтобы сделать как бы шаг в тень в интересах более справедливого воздаяния тем, кого считал в этом смысле более достойными.

Накануне своего полёта, выступая на сборе стартовой команды и всех участников пуска на площадке перед уже установленной ракетой, Гагарин заявил: «Мы все делаем одно и то же дело, каждый на своём рабочем месте».

И твёрдо стоял на этой точке зрения в дальнейшем, уже неся на своих плечах груз всемирной известности. Однажды прямо сказал в очередном интервью: «Порой становится обидно, когда говорят о космонавтах, поют о космонавтах, сочиняют книги и стихи. Но ведь космонавт — это тот человек, который завершает работу сотен и тысяч людей. Они создают космический корабль, топливо, готовят весь комплекс к полёту. Придёт время, и мы узнаем их имена…» (Не забудем: это говорилось тогда, когда даже С.П. Королев и М.В. Келдыш именовались таинственно и безлично — Главным конструктором и Теоретиком космонавтики.) Так же вёл он себя и по отношению к товарищам-космонавтам, выполнившим полёты после него.

Очень запомнилась мне телевизионная передача в августе шестьдесят второго года, после одновременного полёта А. Николаева и П. Поповича на космических кораблях «Восток-3» и «Восток-4». На экранах телевизоров появились сидящие за небольшим овальным столиком все четыре имевшихся к тому времени в наличии советских космонавта: Гагарин, Титов, Николаев, Попович. В своём выступлении Гагарин усиленно напирал на то, что ему «неудобно перед товарищами: я же сам всего один виток сделал, а они вон сколько!». О том, что он был первым, разумеется, не напоминал. Несколько столь же подчёркнуто скромных слов сказал и Титов. Им обоим явно хотелось, чтобы этот день был не их праздником, а праздником их товарищей Андрияна Николаева и Павла Поповича, только что вернувшихся из космических полётов, объективно говоря, действительно более сложных, чем предыдущие. И первые космонавты мира всячески старались держаться в тени и делали все от них зависящее, чтобы так оно и получилось.

Впоследствии сам Гагарин не раз замечал, что в его назначении сыграл свою роль элемент случайности. Бессмысленно было бы сейчас, задним числом, дискутировать с этим высказыванием или гадать, чем оно было продиктовано: просто скромностью или действительным убеждением.

Но позднее приходилось слышать и даже читать, будто и задачи такой — выбрать из шести одного (точнее, двух: Гагарина и Титова) — вообще не стояло. Всем, мол, чуть ли не с самого начала было очевидно: только Гагарин — никто другой!.. В действительности у каждого из первой «шестёрки» были свои сильные стороны, свои собственные присущие только ему физиологические, психологические, интеллектуальные преимущества. В частности, некоторые из нас, имевших прямое отношение к подготовке космонавтов, при обсуждении кандидатур на первый полет называли Титова. Так что выбирать — приходилось…

И выбирать, если быть вполне точным и рассматривать всю историю вопроса, даже не из шести, а из нескольких тысяч возможных претендентов. Потому что именно с таким числом молодых лётчиков пришлось на этапе первичного отбора познакомиться авиационным врачам Е.А. Карпову, Н.Н. Туровскому, В.И. Яздовскому и их коллегам, которым было поручено это дело. Постепенно, от этапа к этапу, большинство потенциальных кандидатов отсеялось, и когда первый отряд космонавтов был сформирован, в нем оказалось двадцать человек. Да и из этой двадцатки почти половина по разным причинам в космос так и не слетала.

Так что отбор был! Был, следовательно, и выбор… Конечно, первый космонавт не мог не отдавать себе отчёта в этом.

И в дальнейшем он всегда старался не выделять себя не только из шеренги уже слетавших в космос и ставших всемирно известными своих коллег, но и из среды молодых лётчиков, ещё только стремившихся в Центр подготовки. Герой Советского Союза космонавт Ю.Н. Глазков и сейчас вспоминает тёплую, товарищескую поддержку, которую ему оказал Гагарин в ответственную минуту: «…оставалось только собеседование на комиссии. Я, видимо, переволновался, и Юрий Алексеевич очень мягко и ненавязчиво помог мне прийти в себя».

Совершенно не воспринимал Гагарин и молитвенно-почтительного отношения к своей персоне, отношения, категорически исключающего возможность какой бы то ни было шутки по его адресу.