Прошла еще неделя. Температура воздуха поднялась до летней жары. Как сказывается в народе, в среду съедим, а в четверг, и угостить нечем.
Она решила в четверг. Чистый четверг, особенный день недели, когда очищается тело. Только от чего? Она начинала перебирать свои грехи, но гордыня не позволила ей углубиться в свои проблемы, и тем более теребить душевные раны. Она решила по поговорке «После дождичка в четверг». И стала думать о пятнице или субботе.
Прошло еще две недели, а она, так, и не приняла решения. Лето вступило в свои права.
Они шли по набережной Невы. Был четверг, четвертый час по полудню. Анатолий был подвыпивший и хвастливый. Её задевала его самоуверенность. Он держал её под руку, вдруг она вырвалась, и побежала по брусчатке, отстукивая каблуками по камням. Она бежала, откинув голову назад, странно смеясь, а он удивительно безучастным взглядом провожал её. И чем быстрее она бежала, тем медленнее он шел за ней.
Ирина вбежала через ворота Летнего сада, легко проносясь по аллеям между скульптурами Минервы и Юности, и струящихся фонтанов.
Она ушла от него в четверг. В полдень им ещё было так хорошо три часа назад, а теперь они стали чужими в этом городе.
Это был второй лунный день. Луна входила в фазу новолуния, идеальное время для избавления от пагубных привычек. В этот день интуиция странным образом обостряется. Для мужчины это самая плохая пора для вечерних прогулок. В этот вечер Анатолий, как во тьме, зашел в церковь.
Ирине пришла телеграмма из родительского дома, что отец серьезно болен. Прилетев в Крым, она обнаружила рядом с ним свою сводную сестру, которая путано рассказывала, как произошел инсульт, чуть поволновался, по какому-то поводу, не спал, переживал, что будто все делал в жизни не так, и все время произносил одни и те же слова: «Зачем жил? Зачем…» Вот и сейчас об этом он пытается сказать, сухо заметила сестра Татьяна. Ближайшие родственники пообещали приехать и обязательно помочь деньгами. Сейчас кругом происходят страшные события: стреляют, калечат, убивают. Варварство какое-то, будто за окном не двадцать первый век, и как жить, никто сказать не может. Кругом воюют, за что, не зная, и сплетни распускаются, что начнется третья мировая война. Ирина Сергеевна слушала и безнадежно смотрела на беспомощное тело отца.
Она переговорила с матерью по телефону.
«Мама, это я… А ты кто? Дочь твоя… А у меня разве есть дочь? Иришка, ты что ли? Как я рада! Папе плохо… Какому папе? Папе Римскому? У меня давно папа умер. Ирина, ты ничего не путаешь? И вообще с кем я говорю…»
Ирина рассеяно слушала гудки телефона, тягостно задумалась, что у отца инсульт, у матери – слабоумие. Кого спасать? Как бы то ни было – надо всех спасать, а выяснять, кто прав, кто виноват, время терять. Это не по-человечески. Вечером, по семейному, сели за стол, и обо всех проблемах переговорили, кто за что отвечает, и кому, что достанется по наследству.
Ирина Сергеевна вернулась в Петербург, и нашла записку от дочери, что та в беде, ей подкинули наркотики на дискотеке, и теперь ей грозит срок за хранение и распространение. Ирина Сергеевна теряя контроль над собой от происходящих событий, вдруг сконцентрировалась, собрав волю в кулак, дозвонилась только до Павла, не вдаваясь в подробности, он быстро оценил обстановку.
Ирине стоило немалых денег вызволить Аллу до судебного решения из следственного изолятора. Ирина почувствовала себя раздавленной, из страха потерять дочь, пошла на все досудебные соглашения, и, не читая, подписывала бумаги, которые подсовывал желчный адвокат, потирая липкие ладони, и цепко сверля глазами свою потенциальную жертву. Нажива сама шла в руки. Кому – горе, а кому – куш от сделки. Адвокат был брезглив, но банкноты тщательно пересчитал, восклицая при этом, что у него ни к кому ничего личного, ничего лишнего.
Вечером она встретилась с Павлом. Они зашли в ресторан. Приятельски посидели, выпили шампанского вина, протанцевали танго. В зале оказался Марат, который злобно улыбнулся им. Павел рассчитался с официантом. Ирина и Павел отправились к нему на квартиру, которая была на набережной. Им было весело. Она взяла его руку в свою и произнесла: «Паша, ты самый надежный мужчина в моей жизни. Ты спас мою дочь из такого дерьма. И только ты мог ее спасти, ты сильный и достойный мужчина». Павел, приобняв, посмотрел в ее голубые глаза, прижавшись лбом к ней, тихо прошептал ей в ухо: «Врешь, Ирина Сергеевна, ты сильная женщина».
Нева несла свои воды в мерцающем свете ночных фонарей. Ирина услышала резкий визг торможения колес, из машины вылез человек в маске, мелькнула его мрачная тень. Дальше, она уже ничего не понимая, где она сама играла маленькую эпизодическую роль, камео, в этом триллере. Два выстрела, потом третий, контрольный, звук всплеска воды, от сброшенного пистолета. Машина скрылась на скорости с места происшествия. Ирина бросилась к Павлу, и расслышала его последние слова: «Зачем?… Марат…Ты же мне был, как брат…»