В глазах Диего Авельяноса загорелся такой неистовый властный огонь, что его взгляд стало невозможно переносить.
Так вот что стоит за фантастической историей, приключившейся со мной! — подумала Филиппа. Значит, я всего лишь сосуд, оболочка для воплощения его замыслов. Старик чувствует, что его никчемная жизнь подходит к концу, и пытается всеми доступными средствами заполучить бессмертие.
Она с сожалением посмотрела на деда. Он владеет огромным количеством денег, на которые может купить все, кроме простого человеческого счастья. В нем нет и никогда не было ни капли сочувствия к людям, ни сострадания, никто нигде не ждет его. Он третировал единственного сына, пытаясь заставить жить по своим бесчеловечным законам, и потерял его. Он относился к ее матери, как к ничтожеству, стремящемуся заполучить его бесценные деньги.
И вот теперь, через двадцать пять лет, она стоит перед ним, зная, что она единственный человек на земле, который может дать ему то, чего он так страстно хочет. Хочет в последний раз.
В памяти всплыли слова Джеки: «Если ему что-то потребовалось от тебя, значит, он должен сделать для тебя все, что ты попросишь».
А у нее есть о чем просить. То, ради чего она проделала тысячу миль через океан. Ей нужны деньги для матери, чтобы создать ей более или менее сносную жизнь, которую она с лихвой заслужила за трудные одинокие годы. Это будет вполне справедливо.
Глаза старика смотрели на нее пристально, неотрывно, но она чувствовала, что он видит в ней только инструмент для выполнения своей цели.
Сердце Филиппы ожесточилось.
Ну что ж, инструмент так инструмент. Но тебе придется за него заплатить! — подумала она.
Еще пять минут назад ее единственным желанием было отряхнуть пыль дома Авельяноса со своих ног, и только. Теперь она преисполнилась решимости получить то, ради чего приехала сюда.
Дед как будто прочитал ее мысли и невольно расслабился, откинувшись на подушки.
— Итак, какую цену ты назначишь, чтобы отдаться Энрике Сантосу и получить кольцо на палец, как вполне респектабельная женщина?
Все вокруг вдруг потеряло свой смысл и значение. И насмешливая ухмылка деда, его безнадежная грубость и жестокость. Важным оставалась цель — деньги для мамы. Сердце Филиппы превратилось в камень. Где-то в уголках сознания всплыла волнующая память об объятиях мужественных рук, возбудивших в ее теле пламя желания…
Но она отбросила эти чувства прочь. Что для нее значит тот поцелуй? Энрике Сантос поцеловал ее просто потому, что она для него ключ к империи Авельяноса. Только и всего. Тогда она еще могла заблуждаться на его счет. Теперь правда очевидна.
— Пятьсот тысяч долларов, — отчеканила Филиппа. — Положи их на мой счет в нью-йоркском банке. Не забудь, что меня зовут Филиппа Гленвилл.
Она никогда не была Филиппой Авельянос. И никогда не будет.
Диего Авельянос насмешливо улыбнулся.
— Для дочери нищей проститутки ты заломила высокую цену.
Филиппа не отреагировала на его замечание и лишь холодно заметила:
— Я нужна тебе. Поэтому ты заплатишь.
— Неужели ты думаешь, что, будучи женой Энрике Сантоса, тебе придется влачить такую же нищенскую жизнь, как и раньше? Ты будешь жить в роскоши, которая тебе и не снилась! Ты должна на коленях благодарить меня за то, что я даю тебе возможность узнать другую жизнь.
— Пятьсот тысяч долларов, — неумолимо отчеканила Филиппа.
Этого должно хватить на покрытие долгов Джейн, переезд во Флориду и на ее дальнейший скромный пенсион.
— Иначе я сегодня же уезжаю.
Их взгляды скрестились. Она прочитала ненависть в глазах старика, который не собирался сдаваться без боя.
— Ты не получишь ни гроша до свадьбы.
Филиппа презрительно рассмеялась.
— Тогда не будет никакой свадьбы. До тех пор пока я не получу деньги.
В какой-то момент сознание ее стало раздваиваться. Что я здесь делаю? О чем думаю, фактически торгуя собою? Наверное, я сошла с ума. Здесь в ее рассуждения включилась вторая половина сознания. Сейчас или никогда! Это единственный шанс получить компенсацию за страдания Джейн. Надо сделать все, чего бы это ни стоило! Значит, и брака избежать не удастся. Брака с незнакомцем, который заставляет плавиться все мое тело одним прикосновением руки? О Боже, что я делаю?!
Ей стало стыдно и больно. Она торгует собою, как дешевая портовая шлюха. Разница только в цене. Как низко она пала!
А не стоял ли точно так же Энрике Сантос перед этим ужасным стариком, принимая свою цену за приобретение империи Авельяноса согласие на брак с женщиной, которую никогда в жизни не видел? Что же он за человек?
Нет, ей нечего стыдиться. Человек, поцеловавший ее вчера вечером, одного поля ягода с дедом.
Они снова скрестили взгляды. Филиппа потратила последние силы, чтобы поставить точку в этой борьбе. Казалось, прошла целая вечность, когда он, наконец, прохрипел:
— В день свадьбы. Утром. Ни днем раньше. А теперь убирайся!
6