С чистого листа (СИ)

Утром я проснулся оттого, что через меня перелезал Макс. «Ну я хорош! — подумалось мне. — Улёгся с краю, а того, кто весь в синяках, загнал в угол!»

— Ты куда? — зачем-то шёпотом поинтересовался я.

— Догадайся с трёх раз, — хмыкнул он и исчез в туалете.

Выйдя оттуда, он зачем-то подошёл к балконной двери, отвёл занавеску и выглянул.

Потом, порывшись в сумке, он извлёк фотоаппарат, открыл балконную дверь и исчез за ней. Я, сев в кровати, поднял край занавески и тоже полюбопытствовал, что же там, за окном, может быть столь любопытного в такой час.

Ого! За окном не было ни-че-го. Вообще. Просто белая стена перед балконом.

Я тоже выбрался из кровати и присоединился к Максу.

Тот с каким-то детским восторгом фотографировал половину соседнего балкона: вторая половина исчезала в густом тумане. Ни лимана, ни деревьев, ни домов в этом бескрайнем густом молоке не было. Так и хотелось крикнуть: «Ло-шадь! Ё-жик!» — но я не стал. Зачем пугать спящих?

Постояв и повосторгавшись висевшими вокруг капельками воды, мы ушли досыпать.

— Слушай, Саш, ты… В общем… Ты лежи, а я сейчас…

Макс опять исчез в ванной. Я вытянулся на спине и закрыл глаза.

Мне было хорошо. Лето. Отпуск. Макс. Пусть немного побитый, но зато целый.

В ванной что-то булькало, плескало и шебуршило.

Под эти звуки я начал засыпать.

Проснулся я оттого, что меня принялся трясти Макс.

— Эй, не спать! А то пропустишь самое интересное!

Я открыл глаза. Рядом с кроватью стоял Макс. Голый.

Без особых церемоний он стянул с меня трусы и уселся на меня верхом. Нужно ли говорить, что мой организм на подобное отреагировал единственно возможным образом? Чуть нагнувшись, Макс пошарил в ящике стола, куда были убраны «стратегические» запасы. Вскоре, к моему немалому изумлению, презерватив был раскатан по моему, несомненно заинтересовавшемуся происходящим органу, после чего Макс, безо всякой подготовки сделал попытку опуститься сверху.

— Стоять! — командирским тоном рявкнул я. — Опять в больницу захотелось?

То, что Макс наконец-то «дозрел», радовало, но то, что он подобными действиями мог сам себе отбить охоту на будущее, меня напугало.

Чуть подвинувшись, я развернул нас так, чтобы оказаться сверху, потом перевернул Макса на живот, раздвинул ему ягодицы и… Скажем так, что могли подумать проснувшиеся или разбуженные нами соседи, меня тогда волновало мало. Макс елозил по простыне, насаживался на мои пальцы и канючил что-то типа: «Ты-садист-мне-мало-ну-чего-ты-я-хочу-ну-давай!» И я дал. Предварительно подложив под него подушку и мимолётно подумав о том, что наволочку и простынь точно придётся после этого стирать, а потом конспиративно сушить утюгом, не выходя из номера. Впрочем, любые мысли из головы мне вынесло быстро: сразу после того, как Макс начал приподниматься и подаваться назад.

В первый же день он переложил в кровати подушку с изголовья в ноги, заявив, что спит только на левом боку и носом к стене. Придвинув свою кровать к его, я так же переложил и свою. Потому теперь я оказался спиной к стене.

К шумному финалу Макс не просто встал на четвереньки, но ещё и ухитрился «попятить» и прижать к этой стене меня. А учитывая, что стены в мини-гостинице были сложены из не особо тщательно оструганных брёвен, последствия для меня, в общем, ясны без объяснений. Кончив, мы оба рухнули в кровать. Не поднимая головы, я потыкал Макса в бок локтем:

— Макс…

— М-м-м-м-м?

— Посмотри.

— Куда?

— На мою задницу. Я её, кажется, ободрал. Занозы есть?

Рядом скрипнула кровать.

— Нет. Ты лежи. Я сейчас йодом смажу.

До меня донёсся звук раскрываемой молнии на сумке, шорох, звук открываемого флакончика, и вот, по одной из ягодиц прошлось что-то мокрое и холодное. Царапину тут же защипало. Потом мокрое и холодное прошлось по ней ещё пару раз. Утром я обнаружил на тыле не кружочек, не сеточку и даже не цветочек. Несколькими росчерками ватной палочки, обмакнутой в йод, Макс весьма реалистично изобразил направленный мне между ягодиц... член.

Потом до меня снова донёсся звук завинчиваемой крышечки, шорох, звук молнии, матрас прогнулся, и Макс пристроился рядом.

Утром, когда мы проснулись, туман уже рассеялся, но быстро выяснилось, что у Макса постельный режим. После попытки сесть, он ахнул, завалился обратно в кровать, назвал меня «маньяком озабоченным» и, полежав немного, пробормотал:

— Дорвался, блин…

Помолчав, он добавил:

— Только имей в виду, до приезда домой я — только сверху.

После этого он осторожно улёгся на живот и почти с головой накрылся простынёй.

Только после этого я поймал себя на том, что задерживал дыхание, и с облегчением выдохнул.

В середине дня к Максу пришла делегация. Парни, те самые, что кучковались между стадионом и автосервисом, на цыпочках зашли к нам в номер, потоптались у выхода и, шёпотом пожелав неподвижно лежавшему скорейшего выздоровления, ретировались.

Как они восприняли две сдвинутые кровати в номере у двух парней, мне было совершенно всё равно.

Что про утренние стоны Макса и его: «Ёщё-ну-чего-ты-я-хочу… О-о-о… Да-а-а! Ещё! А-а-а...» — думают соседи, мне было аналогичнейшим образом наплевать.