(с)дала на «отлично»

Не посещать лекции и практические занятия Марка Робертовича я не могла. Цербер Вася, словно маленькую девочку отводил меня на каждое занятие, и это невероятно бесило. Хотя окружающим был повод посмеяться надо мной от души и поупражняться в остротах.

За глаза, конечно.

Потому что у Василия был на редкость чуткий слух и нервный кулак.

Зато обязательное посещение всех пар дало прекрасную возможность получше присмотреться к моему сексуальному объекту.

Марк Робертович выглядел довольно молодо и стильно. Модная стрижка, легкая щетина, широкие плечи и идеально сидящий брендовый костюм, дорогие часы на запястье, начищенные до зеркального блеска ботинки. Уродскими были только очки. Они совершенно все портили. Однако, когда профессор Горский их снимал, становился каким-то юным и, не побоюсь этого слова, красивым. Не смазливым, как популярные инста-мальчики или видеоблоггеры, а скорее породистым. Правильные черты лица, прямая осанка, снисходительно-покровительственный взгляд, который вызывал табун мурашек. А еще я поняла, что если не вслушиваться в слова и их смысл, голос Горского очень приятен для моего слуха. Твердые интонации бархатно-обволакивающего баритона будоражили фантазию и стали вызывать во мне неконтролируемое вдохновение.

Уже на следующую лекцию я заменила тетрадь на альбом, приволокла карандаши и цветные ручки. Лиля заболела и отсутствовала, а потому я уселась на совершенно непопулярный на лекциях строгого Горского последний ряд и принялась заниматься любимым делом.

Я стала рисовать профессора. Все две последующие недели на каждой лекции.

Сначала это были вполне себе невинные схематичные зарисовки портретов Марка Робертовича с разных ракурсов. Фас, профиль, в полный рост, за столом, у доски, с телефоном в руках. Марк в костюме, в рубашке с закатанными рукавами, со стаканчиком кофе… Десятки портретов разного размера. Я настолько изучила его лицо, что могла рисовать даже по памяти.

Затем, я стала рисовать его иначе. Буйная необузданная фантазия подкидывала идеи одну за другой. Так на страницах альбома появились картинки, пропитанные развратом. Вот злобный зеленый орк, в лице которого четко прослеживались черты лица Марка Робертовича, овладевал прекрасной девой с мои лицом на берегу реки под мириадами звезд и светом полной луны. Вот Марк-оборотень вставлял могучий член практически голой Красной шапочке, стоящей перед ним на четвереньках, прогнув спину и томно закатив глаза. А вот прекрасный Марк-принц, держащий в руке хрустальную туфельку, склонился перед Золушкой, распластанной прямо на ступеньках, ее платье задрано вверх, обнажая влажную розовую промежность, и кажется, что вот-вот картинка оживет и герой нырнет языком в манящую пухлую дырочку.

Все чаще и чаще я ловила на себе взгляд профессора. Суровый. Напряженный. Недовольный. Пробирающий до костей. Он точно знал, что я его не слушаю и занята совершенно далеким от его любимой макроэкономики делом, но придраться не мог. Интересно, что бы он сказал, глядя на мои рисунки?

Профессор подошел к окну и в очередной раз обратил на меня свое недремлющее око. Горский с особой страстью смерил меня от макушки до самых пят. С этого ракурса мужчине открывался вид на мои длинные стройные ноги. Сначала я напряглась, а потом расслабилась. В конце концов, не его ли внимания я добиваюсь.

Профессор живо читал лекцию и, пока другие студенты, словно стенографисты, строчили в тетрадях, не сводил с меня темных глаз. Прекратив рисовать очередной сказочный сюжет, где на берегу океана Марк-принц вставлял мне-русалочке член в широко раскрытый красный рот, я решила не разрывать наш острый зрительный контакт.

Чувственно прикусила нижнюю губу, слегка наклонила голову на бок, а затем сделала то, то чего сама от себя никак не ожидала. Я облизала указательный палец и, скользнув рукой с кроваво красным маникюром по тонкой шее, медленно опустилась ниже и сжала свою небольшую, но упругую грудь. Соски моментально затвердели и предательски проступили сквозь тонкий трикотаж. Марк Робертович нервно дернулся навстречу, но сделав шаг, словно очнувшись, мгновенно взял себя в руки.

Темные глубокие глаза опасно сузились, на челюстях заиграли желваки. Мужчина каждой клеточкой своего тела сейчас излучал опасность.

Разогретая фантазиями эротического вдохновения, я возбудилась до предела.

Под тонким кружевом трусиков дернулся набухший клитор, и я почувствовала, как из моей дырочки впервые обильно сочится влага. Нестерпимо, остро, горячо.

Не отрывая глаз от профессора, я раздвинула ноги и скользнула рукой вниз. Приподняв подол платья, прижалась ладонью к пульсирующей плоти и блаженно закатила глаза.

Раздался громкий стук, отчего вся аудитория вздрогнула, недоуменно устремив глаза на профессора. Марк что-то говорил. Громко и резко. Но слов я не разбирала. Его властный голос окутал мой мозг сладким дурманом. Казалось, что Горский разговаривает с каждым студентом в этой аудитории, полностью завладев их вниманием. Но темные глаза снова и снова возвращались ко мне и моим бесстыже расставленным ногам.