С Днем Постояльца!

К вечеру я валилась с ног. Бой с дразири повредил не только наши пушки. Пережить смерть дитя гостиницы было все равно, что впасть в коматозное состояние, вот только я была в курсе всего происходящего. Вырваться из него было самым трудным делом моей жизни. Я все еще чувствовала себя… истощенной каким-то образом. Да и гостиница отвечала не так охотно, как я привыкла. Не то, чтобы она колебалась, но связь между нами была слегка запутанной. Возможно, я смогу сделать мозаику первым делом утром.

Шон вошел в большой бальный зал. Он сменил мантию на свои обычные джинсы и футболку. Даже в человеческом обличье Шона Эванса было что-то волчье. Дело было в том, как он двигался, с обманчиво неторопливой походкой, или в том, как он держал себя наготове, или, может быть, это было в его глазах. Иногда, когда я заглядывала в них, с опушки темного леса на меня смотрел волк.

Он подошел и плавно сел на пол рядом со мной. Чудовище тут же залезла к нему на колени.

— Я ничего не могу найти о дрифенах в архивах, — сказал он. — Я прочитал отчет Виктреда в архивах гостиницы и просмотрел книги, но до сих пор ничего не нашел. Есть ли какое-то кодовое слово, которого я не знаю?

— Нет. О них просто не так уж много информации.

— Это обычно ведь записи других хранителей, — сказал он.

Мои брови поднялись.

— Я много читал, когда ты была не в себе. Гостиница помогала мне найти лекарство.

Бедная «Гертруда Хант». Бедный Шон. Я представляла себе, как он сидит в комнате, ища ответы, а гостиница вытаскивает один архив за другим. Я должна была убедиться, что такое больше не повторится.

— Ты прав, — сказала я ему. — Когда хранитель узнает что-то новое о каком-то конкретном виде, он добавляет записи в общую картотеку. В прежние времена делались записи в своих книгах. Вот почему границы так широки. Но с дрифенами все по-другому. Первоначальное руководство, полученное хранителями гостиниц, состояло в том, чтобы защитить их конфиденциальность любой ценой. Кроме того, каждый дрифан отличается от других. Существует сотни дрихтов. Можно прожить сто лет и никогда не увидеть двух дрифенов из одного и того же дрихта. На самом деле, можно прожить сто лет и вообще никогда не встретить дрифана.

— Так, что же нам делать?

— Обычно сеньоры посылают кого-нибудь вперед со своими требованиями. Мы постараемся выудить как можно больше информации и будем действовать по обстоятельствам.

Мягкий мелодичный звук прокатился по гостинице. Хмм. Кто-то заранее запрашивал бронь. Обычно гости просто появлялись. В гостинице всегда было свободное место, потому что я могла создать столько комнат, сколько требовалось гостям.

— Покажи, — попросила я гостиницу.

Потолок раздвинулся, и в мои руки упал сложенный пергамент. Шон удивленно поднял брови.

— Хозяин гостиницы до меня умер в 1980-х годах, — объяснила я. — Он был одинок, немного странен и чересчур любил антиквариат. Когда я приехала сюда, многие сообщения «Гертруды Хант» были записаны на пергаменте. Я почти все исправила, но время от времени случается что-то вроде этого. В следующий раз можно вывести на экран.

Я развернула пергамент и прочла его. Вот только этого нам не хватало. Это было похоже на настоящие адские каникулы. Я передала пергамент Шону.

Он взглянул на него.

— Семейный спор, бронь на шестьдесят одну персону?

— Похоже, что две стороны одной семьи произошли от двух братьев. Один из них уехал и основал влиятельную философскую школу на другой планете, а другой остался на родине и основал свою собственную философскую академию. Теперь они враждуют по поводу того, кого из братьев действительно можно считать основателем семьи: того, кто уехал колонизировать новую планету, или того, кто остался на своей родной планете. Они пригласили мудрого старейшину, чтобы тот разрешил их спор.

— Шестьдесят один новый гость. Это же будет хорошо для гостиницы, но ты почему-то не выглядишь счастливой.

— Они ку-ко.

Шон посмотрел на потолок.

— Покажи мне ку-ко.

Со стены соскользнул экран. На нем распростерло свое оперение существо около тридцати дюймов ростом. Мягкие кремовые перья покрывали его лицо, становясь шокирующе розовыми на затылке и спине, и ярко-малиновыми на крыльях и пушистом хвосте. Вторая пара отростков, напоминавших передние конечности динозавра или, возможно, обезьяны, если у обезьяны каким-то образом выросли когти, торчала из-под крыльев.

Огромный хвост выдавал в ку-ко самца. Он носил замысловатую плиссированную сбрую, которая обтягивала его голову и сидела на плечах, а затем расширялась в роскошный пояс, набитый электроникой, иглами из ярких перьев и рулонами чего-то подозрительно напоминающего туалетную бумагу на широкой катушке.

Ку-ко смотрел на нас фиолетовыми глазами, распушил перья и зашагал взад-вперед, его пухлое тело покачивалось при каждом шаге.

Шон выдавил из себя улыбку.

— Они курицы.

— Технически они даже не птицы.

— Дина, к нам приедут шестьдесят одна космическая курица.

Я сдалась.

— Да.

— И они собираются спорить о философии.