С двух берегов

— Видел. Каждый день видел. И перед самым уходом видел.

— А вы, Бауэр, утверждаете, что покинули город пятнадцатого.

— Он ошибся, он ошибся… — твердил Бауэр.

Я приказал мотоциклисту отвезти Гохарда домой, а мы поехали в комендатуру.

Я был уверен, что Бауэр поймет всю бессмысленность дальнейшего запирательства и во всем сознается. Но когда мы в моем кабинете возобновили допрос, он занял прежнюю позицию — упрямо все отрицал.

Стефан переводил мои вопросы и его ответы, пока не потерял терпение. Он придвинулся ближе к Бауэру и вполголоса что-то сказал по-немецки. Эсэсовец мгновенно утратил самообладание. Он смотрел на Стефана с непонятным мне откровенным страхом.

— Что ты ему сказал? — спросил я.

— Потом, дай мне с ним договорить, — досадливо отмахнулся от меня Стефан. И снова, раздельно произнося слова, повторил Бауэру последнюю фразу.

Долго смотрели они друг другу в глаза, и такая чувствовалась напряженность в этой дуэли взглядов, как будто решалась судьба обоих. Наконец Стефан встал и решительным жестом показал на дверь. Бауэр приподнялся, но сразу же упал в кресло и тихо произнес что-то, полностью удовлетворившее Стефана.

— Он будет говорить.

— А что ты ему сказал?

— Ну какая разница? Попросил как следует… Сказал, что мне стыдно за него, за его вранье… Уговорил, в общем…

Бауэр, на этот раз менее бойко, запинаясь, рассказал, как убил Терезу.

— Пока я лежал в клинике, все боялся, что туда нагрянет полиция и меня разоблачат. Поэтому я решил бежать. Я считал, что добраться пешком мне будет легче, если на мне будет обмундирование советского солдата и документы. А лицо Герзиг забинтовал бы так, чтобы я мог не раскрывать рта. Я по-русски не говорю. Брюки и сапоги в клинике нашлись, а гимнастерки на мои плечи не было. И документов не хватало. Справку из госпиталя можно было оформить, а удостоверений не осталось. Поэтому мы разработали операцию «приманка». Несколько дней я высматривал одинокого солдата, который клюнул бы на девушку… Подвернулся этот сержант.

— А что за девушка?

— Племянница Герзига, фрейлейн Марта, работала у него в клинике старшей сестрой.

— Пусть рассказывает дальше.

— Сержант пошел за Мартой к тем кустам, за которыми я прятался. А я уже приготовил маску с хлороформом.

— Где вы взяли хлороформ?

— У Герзига.

Всякий раз, как Бауэр называл имя профессора, Стефан бросал на меня косой взгляд, напоминавший мне о наших недавних спорах.

— А не проще ему было убить сержанта, такому специалисту по этим делам?

Бауэр обеими руками оттолкнул эту мысль:

— Зачем убивать?! Я никого не хотел убивать. Если бы я его убил, вся полиция и военное командование стали бы искать человека в его гимнастерке. Я бы провалился сразу. А так я думал, что когда он проснется, сам будет молчать и гимнастерку найдет другую.

— Почему же он убил Терезу и сунул ей в руку сержантский погон?

Бауэр болезненно поморщился, попросил воды, пожаловался, что очень болит раненое плечо. Дали ему воды. Предложили прилечь, если трудно сидеть. Повязка на плече держалась нормально, и рана не могла помешать ему отвечать на вопросы. Он лег на диван, и мы подождали, пока он поудобней устроится.

— Я был в таком состоянии, — начал он снова, — что не соображал, что делаю. Мы разошлись с Мартой в разные стороны. Я побежал в клинику переодеваться и вдруг столкнулся с той женщиной. По ее лицу я понял, что она видела, как я раздевал сержанта… Она так смотрела на меня… Она могла подумать, что я его убил… Она хотела бежать, и у меня не было другого выхода… Она бы всем разболтала, и меня бы взяли…

— Ничего не соображал, а погон сунуть догадался. Спроси, для чего он это сделал?

— Чтобы стали искать русского, не меня.

— А почему он все-таки бежал не в гимнастерке и красноармейских сапогах, а в гражданской одежде?

— Это я уже потом сообразил. Понял, что, когда найдут женщину с погоном, мне никак нельзя будет появиться в советской форме, каждого будут проверять. Сам себе помешал… Ничего другого не оставалось, как бежать в штатском..

Не все концы сходились с концами в его рассказе, напрашивались другие вопросы. Но я решил, что всю правду из него вытянут более опытные следователи, а мне нужно немедля обезвредить Герзига.

— Ладно. В основном все стало на место. Отведи его и возвращайся, поедем забирать Герзига с его племянницей.

Пока Стефан ходил, я позвонил Шамову и доложил, что убийца Терезы, немецкий эсэсовец, пойман и признался.

— Лихо! — с радостным изумлением воскликнул Шамов. — Я же всегда говорил, что великий сыщик в Содлаке погибает. Молодец, Тараныч, гору с плеч свалил. Спасибо, друг. Сейчас пришлю за ним конвой. Гляди, чтобы не сбежал, как тот американец, — не удержался он, чтобы не кольнуть меня. — И протокол допроса пришли.

— Какой протокол? — оторопел я.

— Ты же говоришь, что он признался. Значит, допрашивали его, или так, без слов догадался?

— Допрашивал, но записать не успели… У меня времени в обрез, нужно еще в клинику ехать, там главари сидят.

— Какие еще главари?

— Профессор этот проклятый всему голова. А протокол сами заведете, все равно будете наново допрашивать.