С ветром нам повезло. Дует северо-восточный пассат. С ним спокойно доберемся до широты Маркизских островов. Если этот чудесный пассат еще немного продержится, то Хива-Оа и Фату-Хива будут, как говорится, у нас в кармане. Впервые океан с нами такой добрый и ласковый. Джу утверждает, что мы за все должны быть ему благодарны. Я кощунствую, но считаю, что его доброта – это награда за нашу выдержку.
И снова следы «человеческой деятельности». По традиции – белый нейлоновый пакет. Пластмасса явно самая выносливая. Нет бумаги, нет досок, нет бутылок. Откуда же этот пакет и как долго носит его течение?
Нас окружил косяк рыбы. Сопровождают его три акулы. На сей раз не наши старые знакомые людоедки, а колючие акулы (катраны). Каждая длиной около 1,2 метра. Они неотступно следуют за косяком. Когда проголодаются, берут рыбу, как овощ в огороде.
Джу
Сегодня сделали первые приготовления к высадке на сушу. Дончо достал резиновую лодку, на которой доплывем до берега, после того, как бросим якорь в заливе Хива-Оа. Мне доставляет истинное удовольствие смотреть на лодку. Приготовили также 3–4 пластмассовых канистры, чтобы запастись питьевой водой.
Я переложила кинопленки в сухой контейнер: тот, в котором они хранились, отсырел. Может быть, потому, что я, перед тем как уложить в него киноматериалы, помыла его морской водой и, сколько потом его ни вытирала, он так и остался влажным. Только бы не попортились пленки. Одна кинокамера не работала уже в Лиме. Отказал лентопротяжный механизм. Не сломался ли он в пути из Болгарии в Перу? В то время лодку водой не заливало, не говоря уж о ящике с киноаппаратами. Только бы с другой камерой ничего не стряслось! Когда океан совсем успокоится, отплывем немного на резиновой лодке и снимем «Джу» на кинопленку. А пока что дует приличный ветер. Не очень сильный, но «наш», попутный.
Видимо, я переборщила со сном, потому что Дончо открыто посмеивается. Похоже, без меня скучает. Заверяет, что у меня две вахты: 12 часов – на румпеле, 12 часов – сон.
Достала заветную шкатулку со своими «сокровищами», которые пополнила новыми. Если не успею сегодня, завтра обязательно приведу их в порядок. А сейчас вслух почитаю Дончо письма, которые вручили нам друзья в аэропорту. Видимо, настал их час.
Не могу понять, много это или мало 50 дней. Быстро ли они пролетают? Может быть, тут другое – просто я сразу забываю каждый прожитый день. Очень жажду скорее достичь островов. Не представляю их себе, но уже мечтаю о том, что буду там делать. Я столько о них читала, что, кажется, знаю о них все, теперь надо только увидеть их. По сто раз твержу себе одно и то же: еще 9 дней, осталось всего 9 дней. Много сплю, а мысли связаны лишь с тем часом, когда надо заступать на вахту. Дончо разбудил меня и сказал, что, если я встану пораньше и приду к нему, он сообщит мне что-то очень приятное. Конечно же, я не выдержала, прибежала. А приятное оказалось самым распрекрасным: как только прибудем на Таити, закажем телефонный разговор с Болгарией на 8 часов утра, в Софии будет как раз вечер, и мы услышим голос Яны. Мне стало до боли грустно. Не буду больше писать о Яне. Это всегда кончается слезами.
Всю прошлую ночь и весь сегодняшний день дует чудесный сильный ветер. Волны небольшие, и лодка летит. Похоже, за сутки пройдем свыше 70 миль – это рекорд для нашей мачты и оснастки. Как мы выглядим со стороны, уж и говорить нечего. На левом борту, куда бьют волны, не определить, какого цвета лодка. Пышные зеленые усы из водорослей волочатся за кормой, словно мы плывем не по океану, а по болоту. Вокруг то и дело выпрыгивают из воды рыбы. Блещет серебром скумбрия. Вот уже целую неделю нас преданно сопровождает одна огромная корифена. Вертится и рыба-лоцман с буро-зелеными полосами и чем-то красным на спинке. Много пеламид. Сегодня появились три небольшие акулы. Кажется, называют их колючими акулами.
Все последние дни читаем мемуары Захария Стоянова «Записки о болгарских восстаниях» – передаем книгу друг другу вместе с вахтой. Мне нравится, когда писатель подробно и точно описывает, кто, кого и где предал. Кроме своих национальных героев, народ должен знать предателей и доносчиков. Только гласность, только презрение к предателям могут очистить общество от скверны.
Дончо
Еле дождался, когда проснется Джу. Неожиданно пришло в голову, что из Папеэте мы сможем позвонить Тотовым и услышать голос Яны. Джу выслушала меня, сжала кулачки, сгорбилась и вдруг заплакала. Очень она похудела, и кулачки выглядят неестественно большими. Ее худенькая сгорбленная фигурка олицетворяла глубокую скорбь.
За совместную жизнь мы хорошо изучили друг друга. Джу вообще чрезвычайно импульсивна, каждая жилка у нее напряжена. Каждая частичка тела удивительно ярко выражает ее настроение и переживания. Джу подобна скульптурам Ивана Лазарова, поза тела которых говорит больше, чем их глаза. Мне очень нравятся работы этого ваятеля, особенно его памятник-статуя скорбящей матери на могиле Пейо Яворова, известного болгарского поэта.