«Призрак голода страшен. Он выворачивает наизнанку внутренности и не дает заснуть. Просыпаясь по утрам, при виде маленькой корзинки на расшатанном стуле я думала со страхом, будет ли у меня сегодня достаточно еды. Такой страх можно победить только молитвой. Я становилась на колени у постели, как ребенок, и говорила Богу: Господи, прости, что я спросонья сомневалась в Тебе». Так пишет в «Историях русской странницы» баронесса и монахиня в миру
Эта книга, написанная по-английски, впервые вышла в переводе на русский в 1999 году (сначала в Магадане, а потом в Москве, где была напечатана в типографии журнала «Истина и Жизнь»). Ее автор Екатерина Колышкина-Дохерти родилась в России, близ Нижнего Новгорода, затем оказалась в Екатеринославе, в детстве жила с родителями в Греции, а потом в Египте, где блестяще освоила греческий и арабский. Бывала на Святой Земле, познакомилась с жизнью бедуинов, а на улицах Александрии и Каира узнала, что такое нищета, оспа, проказа и так далее. И чуть было не стала женой египетского паши.
В ранней юности вместе с родителями Екатерина перебралась в Париж, потом вернулась в Россию, в Тамбовскую губернию, где узнала жизнь русской усадьбы. Пятнадцати лет от роду вышла замуж за барона Бориса де Гука и таким образом стала баронессой. 1914 год застал де Гуков в Риге (там находилось их родовое поместье), где Екатерина окончила курсы сестер милосердия; затем вплоть до революции она служила в действующей армии, отвечая за солдатскую кухню и зону отдыха.
После революции де Гуки попадают под домашний арест в собственном имении неподалеку от Выборга, местные коммунисты заявляют, что они «должны умереть голодной смертью», и морят их голодом. «Распухшая и худая, я выглядела смехотворно. Потихоньку таяла. Волосы стали выпадать прядями. Голова покрылась проплешинами… Время от времени приходил кто-нибудь из деревенских жителей и бил по лицу». Затем барона и его жену освобождают – начинаются годы странствий, безденежья и жизни вдали от родины: сначала в Англии, потом в Канаде и во Франции. В Париже Екатерина знакомится с Маритэном, Жильсоном, Мунье и Бердяевым.
В Канаде ей сначала приходится трудно: она бедствует и работает в прачечной, но потом становится известной и, путешествуя по всей стране, читает лекции, собирающие множество слушателей. «И когда я опять разбогатела, – пишет Екатерина, – мечта вернулась вновь». Ее мечта – стать бедной не в силу печальных обстоятельств, но добровольно. Распродав все вещи и раздав деньги нищим, русская баронесса поселяется среди бездомных, люмпенов и чернорабочих и полностью разделяет с ними все трудности их жизни. Становится одной из них.
Живя в трущобах, Екатерина не чувствовала себя чужой среди канадцев, поскольку ее бабушка (дочь художника-анималиста Верне) была француженкой и в их семье было немало католиков. Поэтому в условиях, где не только не было ни одного православного, но вообще никто не знал, что такое православие, она естественно становится католичкой. В полной тишине и незаметности она служит тем, кому совсем плохо. Ее задача – не только помочь этим беднякам, но и каким-то образом показать, что помочь им может не коммунистическая идея, но верность Иисусу и Его Евангелию.
В 1939 году Екатерина оказывается в Варшаве, где, вспомнив о своей квалификации, полученной в годы Первой мировой войны, работает в городском госпитале, спасая жизни искалеченным в результате бомбардировок старикам, женщинам и детям. «Врачи непрестанно продолжали требовать нитки, иглы и так далее. Времени на молитву не было. И до сих пор, когда я слышу в новостях сообщение о какой-нибудь трагедии, я мысленно кричу: прекратите!» Из Польши она попадает в Венгрию, оттуда в Чехословакию и только затем (благодаря канадскому паспорту) возвращается домой, в Торонто.
1940-е годы Екатерина проводит в США, в Гарлеме, среди черных, где именно как христианка (задолго до Мартина Лютера Кинга) встает на борьбу с расизмом, и прежде всего – с процветавшей тогда расовой дискриминацией внутри Католической Церкви. Черным запрещалось входить во многие храмы, учиться в католических школах и так далее. «Читать лекции о неграх означало рисковать жизнью… жить среди негров – быть изгоем. Когда мы входили в комнату, люди говорили: от вас пахнет неграми». Священники ей внушали, что двигаться к цели нужно неторопливо, но епископы в большинстве своем уже поддерживали ее, когда она замечала: «Христос нигде не говорит, что надо ждать двадцать лет, чтобы начать жить по Евангелию. Благая весть актуальна прямо сейчас».