Люди в «Чистилище» не забывают друг друга, молятся не о себе, а о своих близких, волнуются за родных, грустят при разлуке и не забывают прошлого (в отличие от Чистилища у Вергилия, где о прошлом необходимо забыть). Души сохраняют в памяти то лучшее, что их соединяло, – вот что такое Чистилище у Данте. На трудном пути к вершинам человек не развоплощается, как думал Платон, для возвращения к прежней жизни в новом теле и не сгорает в «очистительном огне» для вхождения в жизнь вечную, как считал святой Григорий Великий, а с трудом, но всё же очищается от лени, злобы, гордыни, уныния, скупости и других пороков. При этом он сохраняет свое «я» и свои привязанности. Данте говорит, вероятно, не столько о жизни после смерти, сколько о той дороге, по которой каждый из нас приближается к смерти, о последнем периоде жизни здесь,
о годах, когда человеку уже, действительно, надо прислушаться к словам святого Франциска: «Братья, пока у нас есть время, будем творить добро».Впервые опубл.: Русская мысль. 1998. № 4211 (26 февраля – 4 марта). С. 14. (под заголовком «Мы шли всё выше (Purg. XV, 40)»).Путешествие души
В апреле 2000 года исполнилось 700 лет с того дня, на который сам Данте в «Божественной комедии» указал как на дату своей встречи с тенью Вергилия в преддверии Ада. «Когда я потерял первую радость моей души, – рассказывает Данте о смерти Беатриче Портинари, умершей в 1290 году, – меня охватила такая печаль, что бессильно было всякое утешение». Именно тогда поэт начал читать латинские книги, в частности Боэция, что ему было трудновато из-за слабого знания грамматики, ибо, хотя потом он будет не только читать, но и писать на латыни превосходно, в те годы он, уже взрослый человек, только начинал по-настоящему учиться. Так мало-помалу один из активных участников политических скандалов во Флоренции рубежа XIII и XIV веков превращался в ученого и поэта, но прежде всего – в современника каждого из тех, кто прочитает его книгу.
Molte cose, quasi come sognando, gia vede`a,
– говорит об этом периоде своей жизни Данте в трактате «Пир», над которым он работал с 1303 по 1307 год. «Многое я уже тогда видел словно как во сне». Вот, пожалуй, первое упоминание о том духовном опыте, который ляжет в основу «Божественной комедии». Пройдет еще несколько лет, и поэт напишет свое знаменитое «я очутился в сумрачном лесу».«Не помню сам, как я вошел туда (io non so ben ridir, com’ i’ v’intrai),
– продолжает он свой рассказ, – настолько сон меня опутал». Pieno di sonno, «во сне», или, скорее, «захваченный сном», начинает Данте свое странствие через глубины Ада, греха и порока с одной ясно обозначенной целью – чтобы riveder le stelle, «вновь увидеть звезды». Только тогда он сможет по-новому восславить Того, говорит по-итальянски поэт в последнем параграфе написанной вскоре после смерти Беатриче «Новой жизни», che `e sire de la cortesia, «Кто есть Владыка сущего», – Бога, qui est per omnia saecula benedictus, «Который благословен во вся веки». Так латинской кодой заканчивает Данте свою «Новую жизнь», в которой до этого не употребляет ни одного латинского выражения, как бы превращая ее всю, от начала до конца, в молитву, в «надгробное рыдание» по своей ушедшей из жизни возлюбленной, заканчивающееся встречей с нею, еще не явленной, но уже ощущаемой.Данте не может сказать, как
именно попал он (com’ io v’entrai) в сумрачный лес и преддверие Ада. Этот вопрос поэт сознательно оставляет без ответа, ибо его поэма – не отчет о том, что с ним произошло в действительности, и не фантастический роман вроде путешествий на Луну Лукиана из Самосаты или Сирано де Бержерака, но «странствие души», осуществившееся nella mia mente («в моей душе») или nelpensier, то есть «в мыслях», иными словами – переживание, которое никоим образом нельзя понимать буквально. Надо сказать, что итальянское слова mente, происходящее от латинского mens, во времена Данте в отличие от слова ragwm (рассудок) широко использовалось (как и в латыни) именно в тех случаях, когда речь шла о сердце или душе, о памяти или вообще о внутреннем мире именно в иррациональном его аспекте.