«Пока не требует поэта, / К священной жертве Аполлон, / В заботах суетного света / Он малодушно погружен… / И меж детей ничтожных мира, / Быть может, всех ничтожней он»[14]
. Действительно, жизнь поэта, да и всякого художника, вне его творчества, без его текстов или картин представляет для потомков мало интереса. Так, греческий трагик Агафон, современник Сократа и Еврипида, хотя он и изображен в «Пире» у Платона и хорошо известен нам по отзывам современников, мало кому интересен, ибо тексты его до нас не дошли. Полигнот, Зевксис, Паррасий и другие художники древней Эллады, картины которых не сохранились, не могут вызвать по отношению к себе живой реакции у человека XX века, в отличие от скульпторов (Мирона, Поликлета), чьи произведения, пусть не в оригиналах, а в слабых копиях, но всё же дошли до нас. Иная картина со святыми: Николай Мирликийский, великомученик Пантелеймон или преподобный Сергий не оставили ни текстов, ни икон, ни каких-либо особых, отличных от того, что предлагали их предшественники или последователи, рекомендаций для потомков; от них осталось Евангелие, которое они прочитали не устами и не глазами, а самой своею жизнью.Во французском языке есть выражение
Жизнь каждого святого есть, таким образом, жизнь во Христе. Не случайно именно так – «Моя жизнь во Христе» – назвал книгу о своем духовном делании св. Иоанн Кронштадтский. Святой, кем бы он ни был, каждый святой, может воскликнуть вместе с апостолом Павлом: «И уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал 2: 20). Святой, и это необходимо четко осознавать, не развивает, а раскрывает Евангелие, идет не от Евангелия, а к Евангелию. Не развивает свою теорию, опираясь на Новый Завет и отталкиваясь от него, а в течение своей жизни всё больше и больше погружается в Новый Завет, всё больше и больше приближается к аутентичному подражанию Христу.
Всеобъемлющая формула святости содержится в новозаветной книге Деяний апостолов, где Петр, видя всеобщее изумление после того, как по его слову исцелился хромой, восклицает: «Что дивитесь сему, или что смотрите на нас, как будто бы мы своею силою или благочестием сделали то, что он ходит? Бог Авраама и Исаака и Иакова, Бог отцов наших, прославил Сына Своего Иисуса… И ради веры во имя Его, имя Его укрепило сего, которого вы видите…» (Деян 3: 12–16).
Первые плоды на пути подражания Христу заключаются в том, что евангельские блаженства (начало Нагорной проповеди – Мф 5: 3—12) мало-помалу начинают узнаваться в жизни подвижника, который раскрывается как кроткий, алчущий и жаждущий правды, милостивый, чистый сердцем, миротворец и т. д. Но в первую очередь каждый святой раскрывается как «нищий духом».
Что означает эта знаменитая формула, известная всем и в то же время никому не понятная? Как передать ее средствами современного русского языка? Постараемся дать здесь чисто филологический ее анализ. «Нищие» (евр.
По сути дела, формула «блаженны нищие» присутствует уже здесь. В отличие от богатых, которые могут надеяться на свое богатство, на дружеские и, главное, деловые связи и т. п., и от бедняков, которые тоже могут надеяться на свой клочок земли и снятый с него урожай, – нищему надеяться не на кого и не на что; единственная его надежда – на Бога, поэтому у Луки Иисус говорит: «Блаженны нищие». И далее: «Блаженны алчущие ныне» (6: 20–21).