С Евангелием в руках

В 1891 году профессор Новицкий, директор клиник Московского университета, рассказывал, как он принял однажды в больницу крестьянскую девочку. «Одиннадцатилетняя мученица эта поражена была редким и жестоким болезненным процессом, известным под именем водяного рака, который в течение 4–5 дней уничтожил целую половину ее лица, вместе со скелетом носа и одним глазом… случай этот отличался еще тем, что разрушенные омертвением ткани распространяли такое зловоние, подобного которому я не обонял затем в течение моей почти 40-летней врачебной деятельности.

Ни врачи, ни фельдшера, ни прислуга, ни даже находившаяся при больной девочке и нежно любившая ее мать не могли долго оставаться не только у постели, но даже в комнате, где лежала несчастная страдалица. Один Федор Петрович, приведенный мною к больной девочке, пробыл при ней более трех часов кряду, целуя и благословляя. Такие посещения повторялись и в следующие дни, а на третий – девочка скончалась».

Этот фанатик добра, крайне раздражавший власти города и безгранично любимый простыми людьми, был глубоко верующим и церковным человеком, прихожанином католического храма св. Людовика на Малой Лубянке, но при этом именно он добился постройки храма Св. Троицы на Воробьевых горах близ пересыльной тюрьмы, покупал на свои деньги Евангелия на славянском языке (русского перевода тогда еще не было) и молитвословы для бедняков и заключенных, дружил с православными священниками, пел в церковном хоре и постоянно молился в православных храмах.

Когда доктор Гааз скончался, на похороны его пришли тысячи людей, газеты писали о небывалых похоронах, а святитель Филарет, бывший тогда митрополитом Московским, разрешил служить по покойному панихиды в православных храмах. В Москве первой половины XIX века он сыграл роль не меньшую, чем св. отец Коттоленго в Турине. Не случайно же во времена советской власти о нем даже упоминать было запрещено. Оставаясь католиком, но живя среди православных, он стал настоящим народным святым для русского народа. И, надо полагать, не случайно могила его находится на Введенском, или Немецком, кладбище, именно там, где похоронены такие великие православные подвижники, как отец Алексий Мечёв, матушка Фамарь и старец Зосима-Захария.

Удивительно, что одновременно с доктором Гаазом в католической Италии прославился как народный святой Сильвестр Щедрин, замечательный художник пейзажа, известный по своим картинам каждому российскому школьнику. Оставаясь православным, но живя в Сорренто среди католиков, опекая бедняков и бездомных и даря им свою любовь и участие, он и после смерти продолжал почитаться среди местного населения именно как человек Божий. Сильвестр Щедрин умер в 1830 году и был похоронен в Сорренто в католическом монастыре Сан-Винченцо. Еще в начале XX века его могила находилась в этом храме, но затем была перенесена на городское кладбище, поскольку монастырь был упразднен и превращен в частное владение. Примерно через 20 лет после смерти художника Н. А. Рамазанов, будучи в Сорренто, слышал от старого рыбака рассказ о том, как тот «помогал бедным, больным, несчастным, содержал часто целые семейства, отдавая просящим всё, что имел»[37]. Думается, что и доктор Гааз, и Сильвестр Щедрин были призваны к своей миссии не случайно. Не этот ли путь, в котором нет ни тени прозелитизма или неуважения одной Церкви к другой, а есть только любовь, ведет нас за Христом в будущее, в XXI век и в новое тысячелетие?

Ф. П. Гааз еще в XIX веке показал нам тот путь деятельного христианства, по которому идут мать Тереза, Малые сестры Иисуса, продолжающие дело брата Шарля де Фуко, и все те, кто реализуют свою веру в трудах среди несчастных, больных и обездоленных. Образ христианства действия – вот еще один из даров христианского Запада православному Востоку, дар, нами принятый в первый раз из рук доктора Гааза, затем из рук немки и по рождению лютеранки – святой Елизаветы Феодоровны и теперь принимаемый из рук матери Терезы и многих ее сестер.

Чтобы оторвать Запад от Востока или, наоборот, изолировать православие от многообразных контактов с миром христианского Запада, нужно прежде всего отказаться от истории, от тех ее двух тысячелетий, в течение которых мы, пусть и не без проблем, но жили на одной земле, веря в одного Бога, следуя за одним Иисусом, читая одну Библию и молясь одной теплой заступнице мира холодного – Пресвятой Деве Марии.

Для этого надо отказаться и от опыта десятков поколений живых людей, включая славянских первоучителей Кирилла и Мефодия и многих наших святых, которые, сохраняя безупречную верность той византийско-славянской традиции, в которой были воспитаны и глубоко укоренены, просто не боялись опыта своих братьев и сестер, живших на Западе. Наверное, это не только не нужно (не говоря уже о том, что это вредно и опасно, ибо всякое насилие над историей и опасно, и вредно), но просто бессмысленно.