С графом Мирбахом в Москве: Дневниковые записи и документы за период с 19 апр. по 24 авг. 1918 г.

В Москве с каждой неделей жизнь как бы затихает. В эту свою последнюю прогулку я особенно отчетливо увидел признаки нищеты, упадка и общего развала. Попадается все больше бледных, понурых и голодающих людей. Витрины пусты, часто заколочены досками, большинство магазинов закрыты. Население пол бичом коммунизма, террора, голода и безработицы. И все это вследствие безумного эксперимента небольшой группы тщеславных и мстительных людей, большинство которых является представителями еврейской национальности, когда они уберутся из Кремля и будут привлечены к ответу? Когда русский сможет сказать: «Над Москвой только кремль, над Кремлем только небо»?

Русское правительство, похоже, не удивлено нашим переездом в Петербург и даже не огорчено. Только Чичерин воспринимает наш отъезд болезненно, он, действительно, хотел бы проводить мирную политику, но он только исполнительный инструмент и не имеет значительного влияния. Появляются сведения, что правительство серьезно подумывает о том, чтобы самому перебраться обратно на Неву, там они будут дальше от чехословацкого фронта и ближе значительно к загранице. Я думаю, что оно все-таки останется в Москве, снова ставшей действительно центром России. С уходом правительства из Москвы возрастет неуверенность. Сейчас такая неуверенность постепенно исчезает. Это связано с тем, что исчез страх перед возможным наступлением немцев, что их положение на западном фронте не позволяет им проводить активную политику.

8 августа.

Мы в поезде, который со скоростью улитки катит нас в Петербург. Нам предоставили приличный эшелон с хорошим спальным вагоном, помогли с доставкой нашего довольно объемистого багажа. Вчера ходил по Москве. Вечером для меня и Геннинга был устроен прощальный ужин в доме балтийской семьи на Трубниковской улице, чье гостеприимство будет одним из лучших моих воспоминаний о Москве. Нас беспокоила дальнейшая судьба этой семьи, особенно хозяйки дома и детей, которые оставались в Москве, с каждым днем становившейся все неприютнее. Поскольку наш отъезд вызвал очередную волну беспокойства, мы еще раз настоятельно посоветовали им перебираться поскорее в Германию.

9 августа.

Чем ближе к Петербургу, тем слабее типичный для России характер всего окружающего. Реже леса и невозделанные пашни, крупнее населенные пункты, более напоминающие европейские. В час дня мы прибыли на Николаевский вокзал. Нас встречают представители Петербургского совета и высланные вперед наши квартирьеры, разместились в Грандотеле в немецком генеральном консульстве на Исаакиевской площади.

Вскоре после прибытия, как только была установлена телеграфная связь с Москвой, поступил приказ от министерства иностранных дел, согласно которому дипломатическая миссия вместе со всеми немцами, без участия которых в комиссии попечительства о пленных можно было обойтись, должна была по возможности незамедлительно покинуть страну. Сегодня вечером я вместе с переводчиком побывал в Петербургском совете, чтобы урегулировать вопрос об отъезде. Здесь я бегло познакомился с комиссаром Урицким[77], почти неограниченным властителем города, наводящим страх своим кровавым террором. Небольшого расточка, не производящий, собственно, никакого впечатления еврей с хитровато-настороженным выражением лица.

10 августа.

В поезде. В 4 часа пополудни мы отъехали с Финляндского вокзала. Золотые купола многочисленных церквей города Петра, отсвечивая в лучах вечернего солнца, прощаются с нами. Город по обеим сторонам поезда остается позади. Просторные, совершенно ровные участки, болота и пашни, березовые и сосновые леса напоминают финский ландшафт. Грустная картина. Не удивительно, если мысли при этом возвращаются к прошлому и будущему этой несчастной страны, которое, наверняка, лучшим не станет.

Вести с запада также не могут поднять настроения. Причины нашего отзыва не совсем ясны. Со ссылкой на агентурные сведения Голландии министерство иностранных дел сообщило нам, что обстановка для нас значительно усложнилась ввиду запланированного социалистами-революционерами массового террора с целью нарушения Брестского мира. Можно подумать, что для нашего отзыва нужен был только повод. Но если дело только в этом, то не было необходимости телеграфировать нам все это в такой вычурной и многословной форме. Наше положение теперь не то, чтобы мы могли начать наступление на Смоленск и Петербург!

Удивление вызывает прежде всего, что во всех решениях Берлина, как и в этом случае, полностью игнорируются мнения местного представительства и его почти не информируют по поводу политических планов и намерений. В обоснование отзыва дипломатической миссии из Берлина русским властям было сообщено, что это отнюдь не вызвано недружелюбием, напротив, тем самым хотят оградить русско-германские отношения от последствии возможных новых покушений. Конечно же, это сделано прежде всего для того, чтобы господа на Вильгельмштрассе под руководством Криге вместе с Иоффе могли спокойно и без помех высиживать свои параграфы.