Первые четверть часа прошли довольно суматошно. Подняты по тревоге все обитатели дома, закрыты все входы и выставлены у них наши люди, безуспешные попытки связаться по телефону и поставить в известность русское правительство, поверхностная констатация фактов. Шуберт как старший по званию офицер принял командование нашей маленькой крепостью. Затем я с лейтенантом мюллером в качестве переводчика еду к наркому иностранных дел в гостиницу «Метрополь» передать сообщение и распорядиться, чтобы Чичерин и Карахан, возможно и Ралек, появились в дипломатической миссии. На Театральной площади много людей и красногвардейцев, пеших и на лошадях, в связи с заседанием 5–го Всероссийского съезда Советов. Гнетущая душная атмосфера нависла над городом. Надвигалась сильная гроза, как бы предвещая нарастающие события, вызванные убийством, которая вскоре разразилась с зловещей силой.
В гостинице «Метрополь» я нашел только Карахана, очень умного, осторожного и весьма неблагосклонно относящегося к немцам помощника Чичерина. Встреча с ним по поводу такого серьезного и трагического события началась почти комически, поскольку большевистский дипломат, приняв нас, видимо, за покушающихся на его жизнь, при нашем появлении ринулся с какой–то дамой в соседнюю комнату, заперся в ней и вышел только после длившихся некоторое время увещеваний. Наше известие его явно потрясло. Он обещал сообщить о случившемся во все необходимые инстанции и затем сразу прибыть в дом Берга. Там я увидел прибывшее уже подкрепление латышской охраны, прибывали также все новые и новые немецкие военнопленные. Первым из прибывших представителей советского правительства был Радек, который, как я позднее услышал, даже в этой обстановке не смог скрыть свой малоприятный характер. Следом за ним появились Чичерин и Карахан. Войдя в дом, Чичерин сказал мне, что эту весть он воспринял с глубоким прискорбием, но он убежден, что этот удар был нацелен в первую очередь против правительства, а не против нас. На это я не мог не заметить: «Ваша скорбь теперь не поможет, правительству следовало принять более серьезные меры против открытых подстрекательств и для защиты посланника».
вскоре прибыли Свердлов, Ленин и пользующийся дурной славой председатель Чрезвычайной комиссии Дзержинский . Прибыли также судебные комиссии, тайная полиция, солдаты, несколько сомнительного вида матросов. Беспорядочная сутолока под непрерывные грозовые раскаты. Большая столовая превращена в трибунал, перед которым один за другим представали свидетели. Д–р Рицлер и Шуберт провели политические прения с представителями Советов. Общее впечатление; правительственные круги обеспокоены и напуганы тем, что германская империя может сделать очень серьезные выводы и что, кроме этого, это политическое убийство развяжет внутреннюю борьбу. Нарком юстиции Глушко8
самолично ведет расследование. Задержанный сразу после убийства человек (русский немец), утверждавший, что он ждал в вестибюле приема в качестве просителя, был для нас подозрителен, так как он один раз выходил и снова появился незадолго до взрыва. Вполне можно было предположить, что он должен был прикрывать убийц в случае их отхода через вестибюль. Но человека отпустили и должны были держать под наблюдением. Будут ли наблюдать? Описание обстоятельств убийства я откладываю до прояснения картины.Ф Э Дзержинский (1877–1926), революционер, социал–демократ с 1895 г Член ЦК РСДРП с 1907 г С 1917 г -председатель ВЧК Во время дискуссий о Брестском мире — «левый» коммунист Имеется в виду П И Стучка (1865–1932), в социал–демократическом движении с 1895 года С 1904 г — член ЦК
латышской социал–демократической партии С 18 марта 1918 г — нарком юстиции В 1918–20 — председатель
советского правительства Латвии
После происшедшего события удалось очень быстро связаться по телеграфу с Берлином. Обращение с соболезнованием ко всем близким немцев в Москве подействовало успокаивающе. Уже вечером была получена первая партия потребованного у правительства оружия для военнопленных; нам сообщили имена убийц, членов партии левых социалистовреволюционеров, Блюмкина9
и Андреева10, а вскоре было названо даже место их убежища в Москве.Распределение караулов, учебные сборы по тревоге, подготовка к обороне — все это длилось далеко за полночь. Поздно вечером стало известно о начале выступления левых эсеров против большевиков. Мы должны были быть готовыми ко всему. С 4 до 6 часов утра я должен был нести караульную службу в саду и на улице перед ломом миссии. Дождь прекратился. Далекие выстрелы свидетельствовали о том, что в Москве не все думали о сне. На нашем участке и в Денежном переулке полно красногвардейцев, большое количество пулеметов. Но чувство нашей безопасности от этого не повысилось. Наш импровизированный собственный караул, несмотря на утраченную дисциплину военнопленных, лучшая наша защита.