С графом Мирбахом в Москве

То, что мы являемся свидетелями продолжающегося кровавого террора, известие об убийстве царя, беспокойство по поводу наших военных и гражданских пленных - все это вызывает у нас нарастающее чувство отвращения к сотрудничеству с советским правительством, которое хотя и не должно распространяться на практические дела, но тем не менее отражается на том, что общение становится все более формальным, переговоры проходят все более обостренно.

Заседание началось; Гиллерсон отсутствует, председательствует сегодня русская сторона в лице Исаева. Первым выступил Ремзи-паша70 по поводу событий на острове Наргин, возле Баку. Судьба находящихся там пленных уже три года является причиной нашего возмущения. Затем мы выступили с жалобами в связи с вопросом о выдаче наших пленных, находящихся в Екатеринбурге. От русских отвечал Навашин, который позволил себе такую бестактность, что мне пришлось изменить свое представление о нем как об умном человеке. Он представил дело так, будто только транспортные трудности являются помехой для вывоза военнопленных, на котором мы настаиваем уже пять недель. В заключение он сказал: "Я хотел бы напомнить немецкой делегации о том, что русским властям, как вам известно из вчерашних газет, из-за недостатка железнодорожных вагонов не удалось вывезти даже одного конкретного человека, чтобы он не достался чехословакам, что закончилось так трагически".

Сначала мы онемели от наглости вообще упоминать на заседании об убийстве царя, да еще так цинично мотивировать его. Я ждал, что наш председательствующий заявит протест с требованием извинения, но напрасно. Ничего подобного не произошло. Я готовился к выступлению и, пока передо мной выступали еще двое делегатов, нашел необходимые слова, которые я должен был произнести. Коснувшись вопроса о транспорте и наших требований и жалоб, я закончил примерно следующим образом:

"Господин Навашин нашел возможным упомянуть здесь о событии, которое мы переживаем со вчерашнего дня. Я могу сказать русской делегации, что мы не ожидали этого и хочу выразить наше неприятие происшедшего. Нам также непонятно, каким образом кончину этого несчастного человека можно объяснять нехваткой места на железной дороге. Вряд ли найдется кто-либо из русских господ, кто поверит, что при приближении чехословаков при необходимости нельзя было вывезти царя лошадьми или даже пешим способом. Должен согласиться, было ошибочным ожидать, что правительство вывезет наших пленных. Неуместно по этому поводу упрекать правительство, если оно не смогло найти места в железнодорожном вагоне даже несчастному пленному из своего народа, русскому императору, и поэтому распорядилось убить его".

Поскольку русские понимают немецкий язык хорошо, эффект оказался сильным. Исаев и Жданов, которые наверняка не являются убежденными большевиками, были заметно потрясены промахом своего соратника и еще больше моим протестом. В заявлении русского председательствующего и Навашина была сделана попытка дать нам любое удовлетворение. Немецкие и турецкие коллеги после заседания выразили свое восхищение по поводу того, что я высказал наше общее мнение. Только руководитель нашей делегации не сумел полностью скрыть свое недовольство по поводу такого недипломатичного чисто солдатского поведения. Наш поверенный в делах, которого я проинформировал, вернувшись в представительство, полностью одобрил мое поведение.

21 июля.