С.И.Л.А. Трансформация из жертвы обстоятельств в архитектора судьбы

В чем истинная сила человека: в умении быть верным своим принципам, способным отстаивать личные границы и уважать при этом границы других или в доминировании, нарушении чужих границ и навязывании своего мнения?

Выйдя из-за стола, я стал мерить кабинет широкими шагами, нервно переводя взгляд c наручных часов на настенные. Мою голову занимали только две вещи: покупка билета на Burning Man и утренняя встреча c бизнес-партнером. На кону был контракт на большую сумму и, как следствие, перспективы еще большей финансовой свободы.

Я остановился напротив сияющего чистотой панорамного окна. С высоты нашего этажа было невозможно разглядеть лица прохожих, зато офисных служащих в здании напротив было видно прекрасно. Бесконечные потоки перебегающих с места на место белых воротничков напоминали муравьиную ферму. Кому-то нужно поставить подпись, кому-то – переспросить, a кто-то убивает время, прогуливаясь за пятой чашкой кофе… Наблюдая, я невольно вспомнил слова из песни Цоя:

Муравейник живет:
Кто-то лапку сломал – не в счет,
А до свадьбы заживет,
А помрет – так помрет…

Я с легкостью мог определить иерархию, систему, настроение блуждающего из кабинета в кабинет коллектива. По уверенной походке, долгой стоянке у двери начальника или неловкости рук, на которую сегодня так удачно пал прозорливый глаз руководства. Вот молодой парень никак не мог собрать бумаги со стола. Пачки договоров вываливались из рук, а очки вот-вот готовы были слететь c кончика носа, лишь бы не видеть происходящей катастрофы.

– И все же бизнес держится на таких вот очень значимых людях. Те, кто так отчаянно начинает c нуля и не сдается даже через пять, семь, десять лет… – размышлял я, не отрывая взгляда от юноши, что наконец совладал с кипой бумаг и аккуратно сложил ее в одну стопку.

В очередной раз проверил время: осталось двадцать минут. Я продолжил маршировать по кабинету и в считаные секунды оказался у открытого стеллажа. Здесь было достаточно трофеев для подступающей гордости. В основном это были медали: самая памятная – за преодоление дистанции Ironman, тут же – набор из шести медалей со знаменитых марафонов-мейджоров. Рядом стояли две фотографии: на одной я был с флагом компании на вершине Эльбруса, на другой – на вершине Килиманджаро, следом за ними располагались благодарственные письма от клиентов и партнеров. Все эти вещи олицетворяли непростой путь, пройденный на максимуме возможностей и сил.

Но сейчас мое внимание неожиданно привлекли не иностранные сертификаты, не статуэтки престижных премий и не фотографии, a толстая деревянная рамка, в которой хранилось аккуратно сложенное детское белое кимоно. К воротнику справа крепился красный металлический значок. Этот значок – моя первая заслуженная награда, самая значимая и дорогая из всех, что стояли на полках.

C четырнадцати лет я стал смотреть на наш район реалистично. Он не отличался от тысяч подобных промышленных гетто, что простирались по всей стране: серые бетонные коробки, которые вызывали только чувство безысходности и уныния. К слову, название района «Мотовилиха» было вполне созвучно этому заурядному месту.

После ухода отца мы перебрались c мамой в девятиэтажную коммуналку на окраине города. Девятиэтажка располагалась рядом с железнодорожными путями и с набережной грязной реки, вдоль которой стояли такие же облезлые панельки.

В детский сад меня не брали: он был переполнен, а очередь стояла на два года вперед. На улице я тоже бывал редко: мать считала, что там небезопасно, да и сам я больше любил сидеть дома.

Я довольно рано научился читать. Наш сосед, дядя Витя, работал в ночную смену охранником и потому, как правило, в первой половине дня находился в коммуналке. У дяди Вити была одна интересная привычка: днем в отсутствие других обитателей он выходил на кухню со свежим номером местной газеты, заваривал себе до невозможности крепкий чай и начинал читать вслух…