С именем господа Бога

Как уже говорилось ранее, во многих ордалиях, известных буквально с библейских времен, применялись испытания хлебом, сыром, такие их разновидности: испытание просфорой и освященным хлебом. Считалось, что кусок принятой во время ордалий пищи буквально "застревал в горле" виновного, а невиновный пережевывал и глотал свободно. Подобный эффект, надо полагать, имел под собой некую реальную почву, физиологическую основу. Мы уже говорили ранее о непроизвольных, то есть неуправляемых, физиологических реакциях организма, связанных с эмоциональным возбуждением человека. Приведу интересное высказывание Константина Сергеевича Станиславского, иллюстрирующее сказаное. Отмечая наиболее часто наблюдаемые внешние признаки эмоционального возбуждения личности, отражающиеся на состоянии мышц лица (сокращение жевательных мышц - "желваки"), мышц речевого аппарата, скованность движений шеи, рук, туловища, сухость гортани и полости рта, он пишет: "Вы не можете себе представить, каким злом для творческого процесса являются мышечные судороги и телесные зажимы, когда они создаются в голосовом органе... когда зажимы в руках - руки коченеют, превращаются в палки и поднимаются словно шлагбаумы. Они в каждом случае по-своему уродуют артиста и мешают ему играть". Итак, профессионалы не в состоянии справиться с подобными проявлениями эмоционального напряжения. Чего же ждать от обывателя? Вероятно, таков же механизм эмоционального напряжения (жестко связанный с сознанием вины или убежденностью в невиновности) испытуемых хлебом или просфорой. Вот как описывает американский исследователь, врач Гарри Райт наблюдавшуюся им подобную процедуру: "На следующий день после нашего прибытия в деревню к Лусунгу (местная колдунья. - Ю.Р.) пришел за помощью другой человек. То был отец изнасилованной девочки. Она умирала, и ей нужна была срочная медицинская помощь. Мы убедили Лусунгу сесть с нами в "джип" и поехать в деревню, где умирала девочка. Ей было около восьми лет. Я взял ее за руку, но не обнаружил пульса. Затем я вынул из саквояжа стетоскоп и выслушал ее. Мне не удалось обнаружить биения сердца. - Она умерла, - сказал я, но Лусунгу, наклонившись через мое плечо над девочкой, отрицательно покачала головой. Она склонилась над девочкой и начала дуть ей в рот. Как она узнала, что в ребенке еще теплится жизнь, я не знаю. Однако очень скоро губы девочки дрогнули, и я смог почувствовать ее пульс. Лусунгу мягко сказала что-то на ухо ребенку, и девочка ответила: "Мбуки". Это было имя напавшего на нее. Лусунгу поднялась и сказала столпившимся вокруг жителям деревни: - Приведите сюда всех, кого зовут Мбуки! К ней привели пятерых юношей. Они стояли с опущенными головами и производили жалкое впечатление. На их лицах застыло невыразимое отчаяние, в них было нечто такое, из чего я понял, сколь безграничной властью над ними обладала в тот момент Лусунгу. Она допросила каждого из мальчиков. Каждый из них ответил отрицательным покачиванием головы. Не добившись ничего, она перенесла девочку на помост, который есть в каждой деревне. Затем она произнесла самую невероятную проповедь на моральные темы, которую мне коща-либо приходилось слышать. - Ни один из мальчиков не совершал этого преступления, - сказала она, хотя несомненно, что оно было совершено. Виновен в нем ванга - "злой дух", укрепившийся в одном из мальчиков. Этот дух настолько силен, что не позволяет мальчику признаться, поэтому Лусунгу добьется признания иными средствами. Мальчики, которым было от девяти до четырнадцати лет, стояли потупившись, но на их лицах не было выражения вины, скорее то было выражение отчаяния. Лусунгу построила их в линию на краю поляны, взяла приготовленную чашу и поднесла ее поочередно каждому из мальчиков. Каждый покорно взял по горстке содержимого - неприятно пахнущего состава из маниоки, - и все принялись жевать это крахмалистое вещество. Вдруг Лусунгу отрывисто скомандовала: Плюйте! Она произнесла это так внезапно, что у несчастных не было времени обдумать приказание. Они просто немедленно выполнили его, выплюнув полупережеванную маниоку. Лусунгу рассмотрела ее и указала пальцем на одного из них: - Ты виноват! Мальчик повернулся и бросился в чащу. Его никто не преследовал. - Пусть бежит, - сказала Лусунгу и, указывая на полупережеванную маниоку, объяснила; - Видите, она сухая. Ванга, засевший в мальчике, не смог защитить его и его рот был сухим. Позднее, вернувшись в Кинсамбе, мы нашли там беглеца, он прибежал в деревню Лусунгу, и здесь его задержали до ее возвращения. Она сурово посмотрела на него и сказала: - Через три дня ты умрешь. Она взяла бутылку из тыквы, побрызгала водой и посыпала каким-то красным порошком вокруг хижины, где стоял съежившийся от страха мальчик. Он не выказывал ни малейших признаков сопротивления и не пытался бежать. Затем она повторила свое пророчество жителям деревни. Это был приговор. Никто и пальцем не тронул мальчика. Через три дня он был мертв". Есть достаточные основания полагать, что перечисленные в заголовке раздела испытания построены на элементарной физиологической реакции организма, в состоянии стресса "снимающего с довольствия" внутренние органы и системы защиты, перераспределяющего силы для описанной в главе "Испытания ядами" реакции борьбы и бегства. Слюнным железам остается лишь подчиниться команде. Легко видеть, что приведенное испытание позволяет объективизировать, сделать наблюдаемой, зримой, хорошо регистрируемой эту реакцию виновного. Таким образом, данный вид испытаний легко объясним и не несет ничего необычного. Однако его результативность хорошо видна на приведенном примере. Но не только физиологические реакции возбужденного организма сумели заметить, осознать и использовать во благо справедливости безвестные разработчики методик Судов Божьих. Они, видимо, были знакомы и с чисто психологическими реакциями человеческих организмов и сумели создать методы, позволяющие их надежно объективизировать, что видно из приведенного далее метода испытаний.