С именем ветра

Гаррет же дождался, когда Мистраль отступит в сторону, твердой походкой прошествовал к пустому холодильнику и стал молча разгружать в него пакеты.

Из спальни вернулся Ральф, с полным мешком (где он его взял?) упаковок и оберток, в свободной руке он нес столько грязных кружек, сколько смог захватить. Мира так и осталась стоять возле входной двери, безмолвно глядя на команду уборщиков. За спиной у нее открылась дверь, и она почувствовала, как над ней нависло что-то большое. Там стоял Иден в форменной синей куртке аварийно-спасательной службы со светоотражающими элементами. Он держал в руках вешалки с одеждой.

— Я зашел в прачечную, они сказали, что ты давно не забирала свои вещи, — прогудел он своим баритоном.

Это стало последней каплей, точнее последней каплей на сегодня, потому что за последние дни последних капель было много. Мистраль прошла по комнате, упала на диван и разрыдалась. Как же она любила их троих. И Шейна. Но на данный момент их троих все-таки чуточку больше.

Гаррет сделал вид, что ничего не произошло и стал загружать посудомойку, Рэннальф снова скрылся в спальне, а Иден бросил одежду на пол, сел рядом с сестрой и обнял ее за плечи своей огромной лапищей.

— Я все испортила, — хлюпала носом Мира. — Все было так хорошо, а я все испортила.

Ее лицо снова сморщилось, и она ткнулась лбом в грудь Идена. Он был самой удобной подушкой для слез во всем мире.

Гаррет включил чайник и насыпал кофе в четыре чашки, Рэннальф заканчивал со спальней, оттуда послышались звуки улицы: видимо брат проветривал комнату. Когда Ральф вышел из спальни, Рет поставил на столик в гостиной полные чашки, и они вдвоем уселись в кресла по бокам от дивана. Мира последний раз всхлипнула, отстранилась от Идена и сложила руки на коленях.

— Вы у меня самые лучшие, — выдавила она.

— Мы это знаем, — сообщил Ральф, потянувшись к одной из чашек. — Что ты собираешься делать?

Мистраль печально пожала плечами.

— Ничего. Жить дальше. Я наделала столько глупостей, что назад дороги нет.

— Ерунда, — пробурчал Иден, тоже взял кружку и откинулся на спинку дивана. — Ему сейчас не лучше, чем тебе.

— Ты не можешь этого знать.

— Могу.

— Иден ударил Шейна в лицо, — сухо констатировал Гаррет.

— Что? — потрясенно уставилась на младшего из братьев Мистраль. — Ид, как ты мог?

— Все нормально, — как ни в чем ни бывало пожал плечами Иден. — Потом мы вместе пили пиво. Он еще держится только потому, что на него свалилась куча работы: презентации, авторские чтения. Если пропустит что-нибудь, то придется платить неустойку. Но как только все это веселье закончится, он наверняка уйдет в запой.

— Так что оторви себя от кровати, приведи в порядок и исправь все, что натворила, — важно добавил Ральф.

Мира широко распахнула глаза.

— Но как я это сделаю?

— Эту проблему тебе придется решать самой, — невозмутимо ответил Гаррет. — Мы не можем все делать за тебя.

Иден распахнул куртку и достал из внутреннего кармана какой-то сверток.

— И вот еще что, — сказал он, протягивая его сестре. — Он просил передать тебе. Сказал, что ему это все равно не нужно.

Мира развернула грубую упаковочную бумагу и в ее руках оказалась мягкая вязаная бирюзовая шапка с помпоном, а на пол к ее ногам упали такие же перчатки.

У Шейна были паршивые дни. То есть паршивыми они были и раньше, но сейчас стали еще хуже. Он страшно устал. Он постоянно чувствовал себя так, будто сутками разгружал вагоны с углем. От натянутой улыбки болели скулы. Неужели никто не видел, что в мешках под его глазами можно хранить зерно? Очевидно, нет. А если и видели, списывали это на бессонные ночи за написанием шедевра.

Шейну надоело снова и снова вслух зачитывать отрывки, снова и снова переживать моменты, которые теперь остались в прошлой жизни. Он устал выслушивать напыщенные хвалебные речи мужчин и восторженный визг женщин. В другое время, с другой книгой Шейн купался бы в лучах славы, но сейчас он в них тонул, и не мог спастись.

Очередное авторское чтение в одном из книжных магазинов Ислингтона перетекло в автограф-сессию. Очередь людей делала несколько изгибов и, казалось, никогда не закончится. Шейн брал книгу, спрашивал имя поклонника и ставил на внутренней стороне обложки подпись с широким росчерком. И, конечно, вымученно улыбался. Люди называли его улыбку романтичной. Женщины не переставали западать на эту улыбку, каждая считала себя той особенной, которая сможет зажечь свет в сердце меланхоличного автора. Какая самонадеянность с их стороны.

Наконец автограф-сессия подходила к концу, толпа поклонников уменьшалась, пока в зале не осталось три особенно настырных человека. Две девушки и парень дожидались Шейна, видимо, чтобы навязаться в сопровождающие. Ну конечно, только этого ему и не хватало. Шейн надел пальто и вышел из магазина, на ходу заматывая шарф. Поклонники нагнали его и остановили на улице возле входа, чтобы еще раз выказать свое восхищение.