Через полчаса ему полегчало, но он, бедный да несчастный, больше не пил и не ел. Совместными героическими усилиями мы были готовы к своему выступлению, когда часа в четыре утра подошла очередь и нас представили:
— Гости с солнечной Украины! Аспирантка господина Клейса Любовь Овсянникова со своим заведующим лабораторией Игорем Коваленко.
Переговоры Игоря Ивановича с Клейсом о соискательстве прошли благополучно, и он с энтузиазмом взялся за подготовку к сдаче кандидатского минимума — трех обязательных экзаменов: спецкурс, философия и иностранный язык. Не знаю, на что он рассчитывал. Если курс философии, который составлял диалектический и исторический материализм, можно было выучить, а о спецкурсе просто договориться с будущим руководителем, то иностранный язык оставался почти нерешаемой проблемой. Смешно же думать, что 55-летний мужчина, не имеющий навыков обучения, мог его выучить так, чтобы предстать перед серьезной комиссией.
Видимо, с целью облегчения своей участи он и решил задобрить Клейса, для чего в июне следующего года пригласил его в Днепропетровск. Программу пребывания у нас высокого гостя Игорь Иванович составил обширную и насыщенную. Уж не знаю всех пунктов, но общее время ее выполнения занимало четыре дня. Начиналось все пикником в районе одного из днепровских островов, где затевалась рыбалка и уха, сваренная на костре.
Конечно, мы все, ученики Клейса, взялись помогать принимающей стороне. Анатолий Михайлович занимался гостиницей и «пробил» отличный номер в гостинице «Днепропетровск», располагавшейся в живописном месте на Набережной Ленина в минуте ходьбы от Днепра. Константин Вячеславович — моторной лодкой и рыболовными снастями, выбором места для отдыха. А я — продуктами для обеда и приготовления ухи, поскольку была вписана в пикник в качестве куховарки.
Остальные мероприятия генерального плана меня не касались. Коваленко разъезжал на своей «Волге» как кум королю, сам встречал Клейса в аэропорту, возил по городу и окрестностям, кажется, сразу по приезде принимал у себя дома. Всему этому свидетелем я не была, знаю понаслышке.
Так вот утро того дня, что был посвящен выезду на природу, выдалось чудесное, солнечное, но не жаркое — как раз то что надо. Сбор был назначен на девять часов. Я успела сбегать на рынок, купить местных деликатесов и свежих овощей, которые только начали появляться, в частности сала и чеснока. Явилась в назначенное место, на набережной напротив гостиницы, с сумками, одета в полупляжный, полутуристический наряд. Остальные уже были там, тоже нагружены домашними яства от своих жен. Решили, что за гостем пойдет Ступницкий, благо, недалеко — перейти через дорогу. И скоро они вместе присоединились к нам. Компания в составе пяти человек разместились в одной лодке. Поехали.
Пока мужчины освежались в воде, плавали наперегонки и затем изучали окрестности необитаемого острова, на который мы приехали, я разобрала сумки, изучила их содержимое, приготовила завтрак, выложила на скатерть разные вкусности, такие как котлеты, вареные яйца, зелень, молодые огурчики, свежий лук и чеснок. А также порезала сало, которого Клейс никогда не ел и даже не видел.
— Не, — вредничал Анатолий Михайлович, видя, что Клейс ест сало просто с черным хлебом, — вы его с чесночком ешьте! Так вкуснее. Вот так, — и он энергично подавал пример.
— Наша не еля чесночок, — отнекивался гость. Но оборона его была непродолжительной. После пары стаканов сухого вина он уже поглощал хрустящие зубчики молодого чеснока и твердил: — О есс, это есть скусная!
Короче, завтрак гостю понравился. Потом он сидел на бережку, подтянув колени и обхватив их руками, смотрел на реку. Солнце освещало его непокрытую лысину, а он только жмурился от наслаждения. Мы со Ступницким бродили по острову, присматривались к кустам и собирали дровишки для костра, а остальные поехали ловить рыбу. Каждый занялся своим делом, так прошло немало времени.
Когда сооружение очага было закончено, Анатолий Михайлович поплыл к рыбакам за первой порцией рыбы — пора было затеваться с ухой. А я склонилась над кастрюлями — чистила овощи.
— Ой, ой! — услышала я сзади. — Мая уже умирайт...
Я обернулась: бедный Клейс обхватил живот руками и раскачивался из стороны в сторону. Он был чуть живой, бледный, с прорисованным на лице страданием.
— Что случилось? — я боялась двинуться с места, казалось, он от одного веяния воздуха упадет или рассыплется.
— Моя бегаль, бегаль...
— Куда?
— В куста бегаль, живот болеля.
На том наш пикник и закончился. Рыбу выпустили в воду, Клейса отправили в гостиницу и Коваленко срочно привез к нему врача — свою жену. К вечеру больному полегчало, но он не пожелал продолжать отдых, безотлагательно вылетел на Ленинград, добираясь домой ночными рейсами, да еще с пересадками.
И несмотря на то, что жена Коваленко поставила диагноз «солнечный удар», он впоследствии твердил мне: «Чеснока живот болеть, ево нельзя кушать», от чего я краснела и чувствовала себя виноватой, что купила и выложила на стол такой вредный овощ.