С историей на плечах

В свое время я не сказала, что так у меня случилось с В. Высоцким — ни масштаба, ни качества этого явления при его жизни я не оценила, не поняла, словно, действительно, прошла мимо. Хотя ведь слушала с приязнью, и много, подолгу — не по своей воле, а потому что он существовал в окружавшем меня воздухе, звучал в пространстве, — анализировала и какие-то выводы делала. Сегодня я смотрю и слушаю его иначе. Смерть сделала свое дело: добавила мне внимательности — не только к В. Высоцкому, но и к себе. И я вижу, что прежние мои впечатления — это были россыпи, столь обильные... что требовалось время, чтобы собрать их воедино и из них что-то произвести на свет. В итоге — открытие: я жила в одном времени с гением. Нужен ли он был миру и что дал ему вообще, правильно ли им воспользовались люди, смогли ли взять от него ту пользу, которую он способен был дать, — это вопросы другого порядка. Скорее всего, нет — увы. Но по форме выявленной индивидуальности — с надрывом представленной — он незауряден. А все остальные упреки — только нам, его окружавшим. Зато он научил меня — и многих! — самоотдачи любимому делу, честности в нем, полету вверх. А опыт его жизни предостерег: всецело на друзей полагаться нельзя, ибо они не всегда соразмерны тебе (или ты — им, в чем-либо перерастая или не дорастая). Друзей надо беречь от своих достоинств, которые по мере своей могут соответствовать не их достоинствам, а их недостаткам.

Случайные встречи с людьми известными, с людьми высокого уровня, с небожителями, подкинутые мне то ли произвольно возникшей ситуацией, то ли неожиданным стечением обстоятельств или чьим-то внезапным решением, эти прекрасные промельки после их переваривания в себе становились перлами памяти и этапами роста. Роста ввысь, если человек интересовал меня и ранее, или вширь, если я о нем мало знала, а тут узнала больше. Ведь бывает же, что мы получаем импульс от случайно прочитанной статьи, увиденной передачи — а тут громадина человека, живое воздействие, впитываемое легче и быстрее, чем опосредованное!

Образ спеси

По возвращении из колхоза, где мне так тяжело пришлось потрудиться поварихой, мы приступили к занятиям, и я по-настоящему начала осваиваться в городе. Болезненно происходил этот процесс, и причин тому было много. Но главная — оторванность от родной среды, от своих людей, от родительского дома.

Глубокая осень 1966 года была удивительно мягкой, теплой и безветренной. Такая погода мне всегда нравилась, и я представляла, как зазеленели куртины в наших палисадниках, как увлажнились от утренних рос протоптанные среди уличных кочек дорожки, больше не пыля под ногами… Сейчас село утопало в новых свежих ароматах, а тут, в царстве асфальта и камня, где мне отныне суждено было жить, они не доходили до меня, не чувствовались… Где можно было найти их? И я кружила по городу, присматриваясь к каждому зеленому пятну, но тщетно…

Мне нравилось бесцельно гулять, находиться в потоке людей, особенно по вечерам, когда все выходили на променад в выходных нарядах, казалось, что среди них я обрету примирение с городом, что душа моя быстрее примет его в свои объятия. Нравилось и то, что я тоже хорошо выглядела, конечно, в сравнении со своим прежним видом — простым, сельским.

Для того чтобы справить мне новый гардероб — студенческий, взрослый — папа целое лето трудился на приработках, строил дом некоему Кухленко. Этот дом пережил своего хозяина и посейчас стоит как новенький. Помню, как после завершения моих «колхозов» и папиных приработков мы вдвоем поехали в Запорожье за покупками. Папа почему-то любил этот город — там жила большая родня и когда-то познакомились его родители. Одежды мне требовалось больше, чем было денег, поэтому решили пока что купить черные туфельки на каблуке и демисезонное пальто, а потом постепенно прикупать остальное.

Вот в этих-то нарядах, греющих папиной заботой, я и прохаживалась по центральной площади, вокруг памятника Ленину, возле театра украинской драмы, около кинотеатра «Украина».

Но причина моих гуляний заключалась еще и в том, что я жила на квартире у чужих людей, занимая малюсенькую комнатку, где было и тесно и душно. Ведь я привыкла дома во время занятий выходить через час-полтора в сад и бродить там по полчасика, что-то съедая с дерева или что-то делая. А тут выйти было некуда, отвлечься — нечем… Без таких проветриваний, разнообразящих мой труд, которые дома просто не замечались, я задыхалась.

И еще одно обстоятельство обернулось для меня большим душевным дискомфортом, мешающим сидеть одной в четырех стенах. Этот одноклассник, который уверял, что я ему нравлюсь…

Он хотел поступать в Запорожской педагогический институт… Возможно, я поломала его судьбу…