С. Ю. Витте

Если у М. И. и были отрицат<ель>ные стороны, то это были черты ее национальности: она была человек очень личный, в ней имелась известная склонность к интригам, и она, может быть, бессознательно тяготела к представителям своей национальности. Если С. Ю. и был действительно иудофилом больше, чем это было желательно для русского министра финансов и государственного человека, то это было, несомненно, выражение влияния жены, недаром же еврейство с большим почтением и великими надеждами взирало на «свою», взобравшуюся на такую высоту.

Если я позволил себе так подробно остановиться на характеристике М. И., то только потому, что муж и жена были настолько спаяны «воедино», что тот, кто ближе знал С. Ю., не мог себе даже представить его без нее.

Первые годы замужества за С. Ю. в холодной, казенной обстановке министерского дома были для М. И. нелегки. Все ведение дома, все хозяйство, все домашние заботы лежали исключительно на ней, причем ей бывало трудно справиться и в материальном отношении. С. Ю. был [нрзб.] не скуп, но – как это ни странно – не знал цену деньгам и даже приблизительно стоимость той обстановки, в которой он жил. Своих средств у С. Ю. вначале не было. 20 числа он приносил свое жалованье жене и не спрашивал, как она справляется с этими сравнительно незначительными средствами, совершенно не входя в хозяйственные вопросы.

М. И. часто жаловалась мне, что справляться ей очень трудно и она принуждена изворачиваться сама, как знала, проживая даже ее собственный капитал. Так, по крайней мере, она мне говорила. Лишь позже, после конверсий и заграничных займов, за которые С. Ю. получил известный процент, средства его улучшились, и М. И. стало легче. В городе много говорили, будто она играла на бирже и, конечно, с большим успехом, но я этого не думаю. Если она без ведома мужа что-либо и наживала, то это было, сколько я могу себе представить, вполне легально и незначительно. Не думаю, чтобы я ошибался в этом отношении, во всяком случае, я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь мог сказать на основании фактов, чтоб С. Ю. или М. И. занимались аферами или обогащением себя, пользуясь служебным положением С. Ю., – у него было слишком много врагов и недоброжелателей, и поэтому я не сомневаюсь, что всякое некорректное отношение его или М. И. к денежным делам, несомненно, очень скоро всплыло бы наружу. Если у М. И. после смерти мужа и образовалось довольно крупное состояние, то это было результатом полученных С. Ю. прежних денежных наград и проценты, причем эти капиталы были увеличены умелым помещением их. Так я смею думать и навряд ли ошибаюсь.

В эти первые годы замужества М. И. ей жилось тяжело и в нравственном отношении – скучно, тревожно и одиноко. В доме бывали только мужчины, коллеги и подчиненные мужа, женщины игнорировали М. И. В то время у четы Витте изредка бывали полуофициальные обеды, но они были скучны, довольно натянуты и без претензий, в чем я имел случай убедиться лично. Навряд ли эти приемы могли развлекать и удовлетворять М. И. Близких знакомых и друзей у М. И. кроме нескольких мужчин, не было. Были, правда, всегда ложи в театрах, но не было ни приятельниц для совместного посещения театров, ни интересных кавалеров. Она проводила целые дни и вечера одна или в сообществе своей дочери и нескольких «прихлебателей», которых она прикармливала. Петербургский «свет» относился к М. И. отрицательно, частью с завистью, частью со злорадством, и ее «травили» не только женщины, но подчас и некоторые мужчины. Она это знала, понимала, и ее самолюбию приходилось испытывать нередко болезненные уколы, от чего она немало страдала душой, как сама мне говорила в минуты откровенности, иногда даже со слезами в глазах.

Припоминаю, как в одном доме И. Л. Горемыкин, тогда еще товарищ министра юстиции, говорил при мне, что он никогда не допустит знакомства своей жены с М. И., добавляя, что бывать «у той женщины» зазорно не только дамам, но и уважающим себя мужчинам. На другой день я заехал в сумороках[104] к М. И. Человек доложил, что у них гости, и пошел обо мне доложить. Через несколько секунд я увидел через открытую дверь, как по полутемной зале из комнат М. И. прошмыгнул Горемыкин. Войдя к М. И., я спросил ее, часто ли у нее бывает Горемыкин. «Очень часто, – ответила она, – он повадился бывать у меня в это время в надежде встретить С. Ю., который ему нужен, но который избегает принимать Горемыкина; этот господин обивает у меня пороги, а в городе вешает на меня собак, боится встретить у меня кого-либо и убегает тайком, как только ко мне кто-нибудь приедет в то время, как он у меня. Я отлично его понимаю, и мне это страшно в нем противно».