С. Ю. Витте

Я хотел уходить, но он меня задержал и, походив немного по комнате, спросил, глядя на меня в упор, чувствую ли я себя в силах принять министерство внутренних дел? Я отвечал, что обстоятельства так сложились, что в успехе я сомневаюсь. Я недостаточно известен царю, который видел меня три раза в жизни, мимоходом, я не могу иметь его доверия и влиять на него. Сношения с великим князем Николаем Николаевичем по охране порядка войсками не могут привести к единению гражданской власти с военной; по крайней мере, у меня нет ни малейшего доверия к способностям великого князя и готовности его установить нормальные отношения с министерством. В высших государственных учреждениях меня никто не знает, вряд ли я буду пользоваться авторитетом среди старых сановников. В министерстве много лиц, с которыми мне служить трудно, а настаивать на их увольнении неприятно, а может быть, и невозможно. Достаточно ясного сознания в необходимости перемены политики и внесения в законодательство и управление новых принципов и приемов у большинства из них ожидать нельзя. До Думы еще далеко, и вряд ли я смог бы удержаться до созыва народных представителей, от которых я мог бы ожидать здравой критики, а может быть, и поддержки. Теперь же критика будет темная, в слухах, в сплетнях и ложных сведениях, а поддержки искать негде. В результате я пробыл бы в министерстве короткий срок и ничего путного не мог бы совершить.

Витте не оспаривал моих соображений, и, кроме того, было заметно, что он значительно разочаровался в остальных кандидатах, предъявлявших разнообразные условия и высказывавших взгляды, доказывавшие, что они не ясно сознают или не хотят надлежаще оценить положение правительства и предстоящие ему затруднения.

Уходя, я указал графу Витте на Столыпина как на такого кандидата, при котором Дурново, может быть, согласился бы остаться товарищем, заведующим полицией. Витте склонялся к мысли пригласить Столыпина для переговоров, и мы тут же заготовили телеграмму в Саратов, но, как я после узнал, она не была послана.

При расставании Витте опять взял с меня слово быть наготове принять любую должность при образовании так называемого «делового» министерства. <…>

На третий день утром, т. е. 28 октября, Витте вновь пригласил [меня] к себе и сообщил, что назначение Петра Николаевича Дурново министром внутренних дел состоялось, что остальные министерские посты заменяются надежными лицами делового типа, вполне сочувствующими проведению в жизнь начал, намеченных манифестом, и что Петр Николаевич поставлен в известность о том, что товарищами его будут назначены Э. А. Ватаци и я. При этом С. Ю. как-то подозрительно и недоверчиво посмотрел на меня: «Надеюсь, что вы не забыли данного слова?» Я рассеял его подозрения, пояснив, что слова своего назад не беру, но что мне не нравится форма, в которой состоится мое вступление в министерство. В моем лице навязывается министру товарищ, которого он, может быть, не желает иметь. Я считал бы более удобным принять должность на основании приглашения, полученного от самого министра или, по крайней мере, переданного мне от его имени. Витте махнул рукой и сказал: «Какой вы дипломат! Я еще третьего дня заметил в вас эту черту. Ну, проявите свои дипломатические способности, повидайтесь с Петром Николаевичем и дайте ему возможность самому вас просить».