С кем будет воевать Россия?

Эль Мюрид: Ну по Сирии, позиция очень проста. У любой войны должны быть внятные, понятные стратегические цели, то есть, чего мы хотим достичь в ходе ведения боевых действий. Только я понимаю, на сегодняшний момент, никаких внятных целей и задач у этой операции ни с военной, ни с политической точки зрения нет, естественно брать интересы России. Потому что, та война, которая сегодня идет в Сирии, она идет уже 4 года. И мы упустили все возможности для того чтобы эту войну прекратить на более ранних стадиях. Если вспомнить, у Асада была одна единственная критическая проблема – это полностью открытая граница. В начале войны он не обладал достаточными силами для того, чтобы решить одновременно две задачи – разбить боевиков внутри Сирии и закрыть границы. То есть, в этот момент, мы, безусловно, могли ему помочь тем, что ввести какие-то военно-политические силы, которые бы взяли на себя контроль над ситуацией в Сирии, а Асад занялся бы наиболее критической проблемой на тот момент – это границами. И я думаю, что где-то в течении года, полутора он тихо и спокойно, гораздо меньшими усилиями мог ситуацию, по крайне мене, стабилизировать. Но прошло 4 года. Ситуация в Сирии коренным образом изменилась. На сегодняшний момент помочь Асаду, на мой взгляд, уже невозможно. Вопрос с разделом Сирии, он уже не просто стоит, он неизбежен. Вопрос только заключается в том, на какие части будет Сирия разделена, кто эти части будет контролировать и т. д. Поэтому наше участие, конкретно сегодня, в этой не очень понятной операции, скорее всего, заключается только в том, что мы попытаемся каким-то образом застолбить за Асадом хотя бы какие-то небольшие территории, не более того.

Вся мишура словесная по поводу борьбы с Исламским Государством, она, безусловно, не имеет никакого смысла, тем более, что собственно с Исламским государством мы и не воюем. То есть, сегодня все авиационные удары, все наземные действия войск Асада, они направлены не против войск Исламского государства, а против прозападных террористических группировок.

Максим Калашников: Да. Самое интересное.

Эль Мюрид: Да. Я честно говоря, имею очень скептическое к этому отношение, потому что мы делаем все настолько поздно, что можно обсуждать только кратковременные локальные последствия.

Максим Калашников: Анатолий, а есть ли какие-то соображения. Например, распасться Сирия, так получается что Асад может сохранить свою власть в Алавицкой части – это побережье, а нефть там останется в руках ИГИЛ. Я не знаю, вот я смотрю на свой непросвещенный взгляд. Вы пробовали прикидывать?

Эль Мюрид: Ну, на самом деле нефти у Сирии очень мало. Она даже в самые лучшие свои дни добывала 400 000 баррелей в день. Для мирового рынка это очень немного, да и для Сирии на самом деле это очень немного. Плюс ко всему прочему, эти месторождения потихонечку истощались еще до войны. Поэтому сейчас, конечно же, они настолько разрушены, инфраструктура разрушена. Исламское государство добывает на сегодняшний момент не более 30 000 баррелей в сутки, на всех этих Сирийских и плюс еще арабских месторождениях. То есть, там все деградировало, все рухнуло уже в 19 век. Я не думаю, что будет как-то лучше.

Поэтому вопрос нефти, он для Сирии на самом деле, на сегодняшний момент, совершенно не актуален. Сирия, она на самом деле обладает одним единственным очень важным значением – это перекресток. Это инфраструктурное значение, это так называемый – Сирийский Крест, то есть два основных пути с юга на север и с востока на запад. Как источник сырья, Сирия в общем-то, никакого значения не имеет.

Максим Калашников: И тогда уточняющий вопрос. Нам говорят о том, что Сирия это путь газопровода из Катара в Европу, соответственно в ту строну. Во-первых, насколько это реально? Ведь если Сирия превратиться в котел, в хаос, в смуту, в территорию распада – кто же там построит такой газопровод? Или есть альтернативные пути газопровода в Европу?

Эль Мюрид: Нет, сейчас эту тему уже закрыли. Сам Катар закрыл, потому что, они рассчитывали, что Сирию они победят так же как и Ливию, в ходе короткой, пусть даже ожесточенной войны. После чего к власти придут хоть какие-то их марионетки. И тогда действительно, можно прокладывать этот газопровод, на относительно не разрушенной территории. Но сегодня это не актуально, потому что война, опять–таки, перешла на другой качественный уровень, что говорить о каких-то проектах, особенно такого масштаба уже не приходится.

Максим Калашников: Спасибо.

Эль Мюрид: Это уже можно забыть.

Максим Калашников: Спасибо Анатолий. Алексей, как Вы считаете? Что это может давать России с позиции ее национальных интересов.