В ответ вспыхнули крестьянские восстания. Их жестоко подавляли, но это не помогало. В апреле было зафиксировано 36 мятежей, в мае 185, в июне 225. Подчеркнем, что советское руководство погромов деревни не предписывало и не приветствовало. В апреле 1928 г. объединенный пленум ЦК и ЦКК отметил общий успех кампании, но вместе с тем осудил «извращения и перегибы, допущенные местами со стороны советских и партийных органов», которые «фактически являются сползаниями на рельсы продразверстки». 16 июля 1928 г. вышла директива замнаркома юстиции РСФСР Крыленко, запретившая обходы дворов в поисках хлеба, незаконные обыски и аресты, закрытие базаров. Предписывалось прекратить все уголовные дела по статье о спекуляции, которые ретивые исполнители завели против середняков и бедняков. А 19 июля правительство отменило «чрезвычайные меры» при хлебозаготовках. Лишь после этого восстания пошли на убыль (в июле их случилось 93).
Но в ходе кампании подтвердилось, что скупка сельхозпродукции производилась через кулаков. Поэтому Сталин приходил к выводу: «Пока существуют кулаки, будет существовать и саботаж хлебозаготовок… Поставить нашу индустрию в зависимость от кулацких капризов мы не можем». 16 мая 1928 г. ЦК принял постановление «За социалистическое переустройство деревни», впервые допустившее «раскулачивание» — конфискацию и раздел кулацких хозяйств с выселением владельцев. В отношении других крестьян ситуация, как будто, обещала вернуться в нормальное русло. По предложениям Бухарина и Рыкова были повышены закупочные цены — и производители сами должны были сдавать продукцию государству.
Однако деревня была взбудоражена погромами. Правительству не верили, ходили упорные слухи о возврате продразверстки. А раскулачивания вылились в новую волну безобразий. Ради тех же соблазнов пограбить, а то и ради отчетности, под кампанию подводили не кулаков, а просто зажиточных хозяев, персональных врагов местных активистов. В такой обстановке крестьяне сокращали засеваемые площади. В некоторых местах не хватило посевного зерна — выгребли вместе с «излишками». И если пошли на убыль бунты, то возросло количество терактов против «раскулачивателей». В январе 1928 г. в сельской местности был отмечен 21 теракт — в сентябре уже 103, в ноябре 216.
Но положение с продовольствием ничуть не улучшилось, оно становилось все хуже. Опять, несмотря на объявленную отмену, пришлось в ряде местностей вводить «чрезвычайные меры». А окончательное решение проблемы Сталин увидел в коллективизации. Указывал: «Нужно добиваться того, чтобы в течение ближайших трех-четырех лет колхозы и совхозы… смогли дать государству хотя бы третью часть потребного хлеба»… Но в разгар кризиса резко активизировалась и оппозиция. Радек писал одному из товарищей: «В Москве нет хлеба. Недовольство масс… Мы накануне крестьянских восстаний». «Левые» обсуждали, что можно будет воспользоваться ситуацией для перехвата власти, реанимировали свои структуры, распространяли троцкистские листовки.
Но наряду с «левым уклоном» заговорили и о «правом». Хотя изначально это определение не имело отношения к Бухарину и его группировке. Как уже отмечалось, при нэпе многие местные руководители вошли во вкус «красивой жизни». Вели дела с нэпманами, покрывали их махинации, «барствовали» в своих владениях, погрязнув в кутежах и сексуальных забавах. Когда начали раскручиваться дела о спекуляциях с продовольствием, подобные факты всплыли наружу. В мае 1928 г. ЦК принял постановление о «бюрократах, сращивающихся с нэпманами» в Смоленской, Сочинской, Артемовской, Ряжской и Сталинской парторганизациях. Указывалось, например, что на Смоленщине «губернские партконференции были сплошной большой пьянкой», «старые революционеры превратились в пьяниц и развратников». Было снято со своих постов и исключено из партии более тысячи руководителей, многие попали под суд. К «правому уклону» как раз и отнесли таких «перерожденцев». Потом добавили еще нескольких деятелей вроде заместителя наркома финансов Фрумкина, выступавшего против раскулачивания.
Но наметилось и охлаждение между Сталиным и группой Бухарина, Рыкова и Томского. Началось оно не по экономическим разногласиям. Сталин понимал, что ошибаться может каждый, и не склонен был драматизировать их. Напротив, пытался сглаживать. В марте 1928 г. Рыков вспылил по поводу «чрезвычайных мер» по хлебозаготовкам, швырнул на стол заявление об отставке. Сталин написал на нем «резолюцию»: «Дело надо сделать так: надо собраться нам, выпить маленько и поговорить по душам. Там и решим все недоразумения». Бухарин и его сторонники полностью поддержали курс на ускоренную индустриализацию, коллективизацию. Николай Иванович гневно клеймил «правых уклонистов», а на XV съезде партии требовал «форсированного наступления на кулака».