С кем и за что боролся Сталин?

Крушилась и российская культура. Появились РАПП (Российская ассоциация пролетарских писателей) и прочие организации, внедрявшие вместо нее уродливый «пролеткульт». Председателем РАППа стал Леопольд Авербах, по воспоминаниям современников, «очень бойкий и нахальный юноша». Ну еще бы ему не быть нахальным, если он приходился племянником Свердлову, а помогала ему громить русскую культуру сестра, Ида Авербах — супруга заместителя председателя ОГПУ Генриха Ягоды. Спорить с такими деятелями категорически не рекомендовалось. Например, в 1925 г. поэт Алексей Ганин с шестью товарищами были арестованы и расстреляны — у Ганина нашли рукопись, что нэповская Россия «ныне по милости пройдох и авантюристов превратилась в колонию всех паразитов и жуликов, тайно и явно распродающих наше великое достояние…»

Исключались из учебных программ и запрещались произведения Пушкина, Лермонтова, Достоевского, Льва Толстого. Под началом заведующего отделом Наркомпроса Штернберга ниспровергалось русское изобразительное искусство. Еще один завотделом, Мейерхольд, крушил театр, призывая «отречься от России». Русофобия вообще становилась негласной, но и непререкаемой установкой. Даже Есенин, восторженно приветствовавший революцию, оказывался не ко двору. Сам Бухарин клеймил его, обвиняя в «великорусском шовинизме» — да, ностальгическое воспевание русской деревни и природы приравнивалось к «шовинизму». Вместо авторов и произведений, признанных ненужными и «реакционными», получали признание новые «классики». Апологет «новой живописи» Малевич, оккультист Коненков, штампующий глупые агитки Демьян Бедный, воспевающий насилие и жестокость писатель Зазубрин, теоретики «новой литературы» Шкловский, Брик, Бабель.

А вместо отвергнутого Православия внедрялась государственная псевдо-религия, ленинизм — с поклонением культу умершего предводителя. Вместо икон на стенах повисли портреты коммунистических вождей, вместо богослужений собирались митинги, вместо Священного Писания штудировались работы Ленина и Маркса. Вокруг Владимира Ильича создавался ореол непогрешимости, утверждалось, что он не ошибался никогда — даже когда ошибалась «партия». В рамках новой псевдо-религии вводились новые праздники, обряды массовых шествий с чучелами, портретами, «красного рождества» — которое, согласно инструкциям Наркомпроса, должно было сводиться «к соблюдению древних языческих обычаев и обрядов», «октябрин» вместо крестин. Делались попытки заменить даже христианские имена «революционными» — появились Мараты, Гильотины, Революции, нелепые аббревиатуры из коммунистических символов.

Разрушались мораль, институты семьи — вполне в духе масонских теорий иллюминатов. Правда, идеи Коллонтай, что сексуальный акт должен восприниматься как «стакан воды», удовлетворить жажду, все же были осуждены. Такие вещи подрывали дисциплину и вели к откровенным безобразиям. Но пропагандировались установки Маркса и Энгельса, что семья — временное явление, при социализме оно должно отмереть. Теперь семья сводилась к формальности. Шли мимо ЗАГСа, местного Совета или другого органа власти, заглянули туда на минутку, расписались — и стали мужем и женой. Столь же легко осуществлялись разводы, по заявлению хотя бы одного из супругов.

Советский Союз стал первым в мире государством, легализовавшим аборты. Впрочем, не совсем. Аборты разрешили во Франции, но лишь во время «великой французской революции». За этим исключением во всех странах они влекли уголовное наказание. Но в 1920 г. большевики сняли запрет. Практика абортов хорошо сочеталась с идеями о «свободе» женщины, ее «равноправии» с мужчинами. Она должна быть «личностью», полноценным строителем социализма, должна идейно развиваться. А деторождение, вроде бы, мешало, низводило женщину до «животных» функций. Нередко к подобному решению подталкивали подчиненных женщин начальники — дело важнее, не время из строя выбывать. Аборты становились «естественным выходом» в отвратительных бытовых условиях бараков и коммуналок. А советские больницы распахивали двери для всех желающих. Избавиться от ребенка? Медицинская пропаганда разъясняла, как это просто, быстро, почти безопасно.

Ширился и самый вульгарный разврат, чему способствовала обстановка нэпа. Разгул жуликов и «бизнесменов», их ресторанные кутежи с певичками и танцовщицами соблазняли партийных и советских функционеров. Они-то были «главнее» нэпманов. Почему было им не жить так же «красиво»? Они себе обеспечивали аналогичные удовольствия — за закрытыми дверями отдельных кабинетов ресторанов, организуя тайные притоны. Такие начальники на местах чувствовали себя всесильными. «Рука руку мыла», функционеры покрывали друг друга, с ними были связаны и карательные органы. А человека, проявившего недовольство, можно было отправить в чрезвычайку, оклеветать, и попробуй найди правду.