К идейным контрреволюционерам они никак не относились. Многие из них активно поучаствовали в «красном терроре» или в торговых махинациях, были так или иначе связаны с оппозицией. Все занимали в СССР привилегированное положение — ведь оказаться за рубежом мог далеко не каждый. Теперь опасались попасть под репрессии. Добавлялись те, кто в загранкомандировках соблазнился западным «изобилием», «свободами». А уж для заказчиков объявляли, что разуверились в коммунизме, в Сталине. Невозвращенцы, в отличие от «старых» эмигрантов, не задавались какими-то высокими принципами. Они становились обычными предателями.
Так, Агабеков заложил всю советскую разведывательную сеть в Иране и на Ближнем Востоке. Кривицкий выдал англичанам более ста агентов в Европе и Америке. Многих сдал Орлов, раскрыл готовившуюся операцию по ликвидации Троцкого. Видимо, немало интересного поведал иностранцам и сын Парвуса, дипломат Гельфанд, сбежавший в США. Бажанов во время финской войны пытался помогать Маннергейму, агитировал русских пленных воевать против «коммунизма» на стороне Финляндии.
Представляется характерным, что именно эта категория эмигрантов оказалась наиболее востребованной западными разведками и правительствами. Их опекали, обеспечивали защиту, предоставляли хорошо оплачиваемые должности «консультантов» по русским делам. Такие кадры оказывались для Запада более полезными, чем белогвардейцы с их идеалами возрождения России. Но и советские спецслужбы отнюдь не случайно выслеживали и уничтожали невозвращенцев. Они отправлялись на тот свет один за другим — Агабеков, Кривицкий, Рейсс, Раскольников…
Но еще опаснее «многознающих» изменников был Троцкий. Сталин хорошо знал, как легко революционные «авторитеты» могут возвращаться из эмиграции, возноситься на гребень смуты, собирать вокруг себя недовольных — пример 1917 г. был не таким уж давним. В Норвегии, как и во Франции, Лев Давидович задержался ненадолго. Хотя у власти там находилась Рабочая партия, детище Коминтерна, многие министры были друзьями и почитателями изгнанника.
Но в России серьёзно взялись за высокопоставленных оппозиционеров, и Троцкий понял — Норвегия лежит слишком уж близко от советских берегов. Здесь и его достать могут. Сразу после расстрела Каменева и Зиновьева друзья из норвежского правительства спрятали Льва Давидовича в отдалённой деревне, взяли под охрану. А норвежские дипломаты принялись искать ему более надёжное убежище в других странах. Самому Троцкому хотелось попасть в Америку. Но США отказались его принять (несмотря на то, что он с 1917 г. являлся американским гражданином). И другие государства его принимать не желали.
Почему? Да потому, что он не оправдал надежд своих теневых покровителей! Ему обеспечили выезд из алма-атинской ссылки ради конкретной задачи, создать альтернативную, антисталинскую партию. Обеспечили все необходимое, выделили средства. Но Троцкий не сумел этого сделать. Вместо подобной работы он принялся плодить мемуары, восхвалявшие его собственные заслуги и мстившие обидчикам.
Уничтожение троцкистов в СССР обесценило Льва Давидовича как потенциальный противовес Сталину. А IV Интернационал создавал не он — организацией занимались Седов, Аберн и другие помощники под «брендом» Троцкого.
Все-таки закулисные силы не бросили его окончательно. Где-то договорились, согласовали, и убежище предоставила Мексика. Отнюдь не центр мировой политики, а задворки. Но за эту возможность ухватились и норвежские власти, и сам Троцкий. Отправили его без всякого промедления. Даже не на пассажирском лайнере, а на попутном танкере. Впрочем, и это оправдывалось с точки зрения безопасности. На танкер можно посадить тайно, посторонних на борту нет.
Зато Мексика встретила его радушно. Люди здесь были темпераментные, незадолго до России бушевали в собственной революции, и Троцкого считали выдающейся личностью. Для переезда из порта Тампико в Мехико ему предоставили президентский спецпоезд. Приютил его один из почитателей, знаменитый художник Диего Ривера. Хотя даже здесь Лев Давидович ухитрился напакостить — и гостеприимному хозяину, и собственной супруге, и самому себе. Пожилой революционер закрутил вдруг роман с женой Риверы, скандальной художницей Фридой Кало. Кстати, она за глаза называла своего возлюбленного «маленьким козлом» и писала подруге, что «ужасно устала от старика Троцкого» — для нее гость представлял чисто «спортивный» интерес. А Ривера в результате порвал с троцкизмом, перешел в лагерь сталинистов.
Но вскоре американские друзья избавили Льва Давидовича от необходимости ютиться по чужим углам с чужими женами. Он получил из США деньги и смог купить собственную виллу в пригороде Мехико Койокане. Суммы поступали достаточные на содержание сильной охраны, на установку сигнализации, неприступной ограды. Вилла превратилась в подобие маленькой крепости. Для посторонних доступ на ее территорию был исключен. Возле запертых ворот постоянно дежурили вооруженные телохранители.