С кем ты и ради кого

— Смотри-ка! Из молодых, да в ранние. Так и вертится вокруг начальства — от командира к военкому, от военкома к командиру. Наверно, собрал уже все сведения, клянчит машину на обратный путь.

Кто-то ответил:

— Бывает. Что с него спросишь? Мальчик. Лет восемнадцать от силы.

Улучив момент, я еще раз глянул в упор на корреспондента и мысленно согласился: да, двадцати, конечно, нет — восемнадцать самое большее.

Вечером я получил боевой приказ. Мы вылетали к партизанам, даже не сумев как следует проститься с товарищами. Жали друг другу руки уже под крыльями взревевшего самолета, но кто-то еще успел крикнуть остающимся:

— А мальчишке подсобите! Подбросьте к своим на попутной!

— Ладно, ладно, — отозвался кто-то из темноты, — все образуется. У Казанцева тоже сердце не камень, на чем-нибудь подбросит птенца и еще летным пайком обеспечит вперед на неделю.

На этом мы и расстались. Больше я не видел никого из полка. Передали наш самолет партизанскому соединению до самого конца войны, а после победы полк был расформирован и мне не довелось больше ничего узнать о судьбе безусого военкора, хотя вспоминал я его часто. Сам не знаю почему, но облик его надолго запечатлелся в моей памяти с момента той первой и единственной встречи.

После войны стали мы разыскивать старых фронтовых друзей и товарищей. Многих недосчитались, конечно, но кое-кого и нашли. То там, то здесь начали отзываться однополчане. Нашел я в Москве сперва Сугеева Жору, турельного стрелка, потом Кузнецова, Ивана Брагу. В Ленинграде обнаружил Верочку Строеву (теперь Веру Сергеевну Немчинову). Из Калинина подал голос Сашуня Парфенов, из Энгельса Рыбин откликнулся… Сижу вечерами, перебираю письма. Хорошо на душе становится. Вот оно, наше фронтовое братство! А сам нет-нет про того мальца-военкора вспомню. Где, думаю, он? Что с ним сталось?

Случай помог мне напасть и на его след. Позвонил мне как-то Сутеев.

— Ты?

— Младший сержант технической службы, — отвечаю.

— Здорово. Я уже говорил тебе, что в архиве работаю?

— Так точно.

— Ну так вот. Бардина Сергея помнишь? Корреспондентом к нам приезжал. От «Комсомолки». Смеялись еще над ним все.

— Ну, ну!

— Бумагу я тут одну вчера раскопал. Короче говоря, донесенье.

— О нем?

— Да. Хочешь, прочитаю?

— Читай…

— Слушай внимательно.

И я услышал:

— «9 июля 1942 года на аэродром, где дислоцируется 103-й авиационный полк, прибыл корреспондент «Комсомольской правды» Сергей Бардин за получением информации о боевых действиях летчиков…» Слушаешь?

— Читай, читай!

— Так вот. «Узнав о предстоящем вылете группы самолетов на боевое задание, товарищ Бардин стал проситься в полет. Командир и военком части отказали ему. Тогда Бардин обратился к находившемуся на аэродроме командиру 216-й дивизии генерал-майору авиации Штеменко…» Слушаешь?

— Дальше!

— «Генерал вначале не разрешил, но потом вследствие настойчивых просьб корреспондента дал свое согласие. Бардин вылетел на самолете, который пилотировал лейтенант Кислов. После успешного выполнения задания самолет был атакован шестеркой «мессершмиттов», принял бой, на высоте 400 метров загорелся и упал на землю в районе станции Ермаковская на территории, занятой противником. Летчик Кислов и корреспондент Бардин погибли как герои…» Слышишь, старик? Алло! Что ты молчишь? Алло!..

— Слышу, старик, слышу…

— Вот тебе и мальчик!

— Да-а…

— Что ты скажешь на это? А?

— Что скажу? Ничего не скажу, Сутеев. Впрочем, надо нам теперь попробовать разыскать еще подполковника Казанцева, сообщить ему. Пусть знает, как сложил корреспондент свою голову. Как ты считаешь? Он ведь мог и не знать всех…

— Это, старик, лишнее, — перебил меня Сутеев.

— Что значит — лишнее? Сделать это просто наш долг!

— Я тебе еще не до конца бумагу прочел. После всего этого в донесенье указано: «За командира 103-го авиационного полка подполковник Казанцев». Все понял? Что ты молчишь? Алло!..

— Теперь все понял… А я, знаешь, Сутеев, все время вспоминал Бардина.

— И я. Но, честно говоря, героем его не считал, думал, мальчик и есть мальчик. А он ишь какой!

ПИХТА ДОВАТОРА

Зимой сорок первого года конники генерала Доватора шли по тылам противника подмосковной землей. Привела их судьба и в село Лихово, где за день до того побывали немцы. Когда доваторцы появились там, их со всех сторон обступили крестьяне. От радости позабыв о том, что от большинства их домов остались одни пепелища, лиховцы наперебой звали солдат к себе:

— К нам зайдите.

— И к нам.

— И к нам…

Зимний день короток. Остановились конники в Лихове на привал. Вооружившись шанцевым инструментом, они всю ночь растаскивали обгоревшие бревна, рубили замерзшую землю, будто готовились к длительной, многомесячной обороне. А наутро ночевавшие в лесу старики, женщины, дети увидали длинный ряд землянок — с дверцами, с жестяными трубами, честь по чести.

— Получайте подарок от недонского казака! — сказал столпившимся вокруг него людям Доватор. — Может, и не по всем правилам инженерной науки сработано, но перезимовать можно.

— Это для нас?! — изумленно спросили из толпы.

— Так точно, — ответил Доватор. — А вы как думали?