С Хейердалом через Атлантику. О силе духа в диких условиях

Каждый понимал, не по словам, а по тому, как они были сказаны, что подается замаскированный сигнал «SOS», что Тур, заботясь о нашей безопасности, решил подстраховаться. Но обставил свое решение так, чтобы репутация «Ра» не могла ощутимо пострадать.

Здесь следует сказать, что наш руководитель находился в весьма сложном положении. Хотя каждый член экипажа расписался в том, что идет на риск сознательно и добровольно, это была сторона чисто юридическая. Никакие подписи и декларации не могли освободить Тура от моральной ответственности за судьбу экипажа в целом и отдельных его представителей. Причем интернациональность наша еще более усугубляла эту ответственность, придавала ей особые оттенки: вообразите себе – среди шести белых гибнет единственный негр! Или «утрачен» единственный же представитель социалистического лагеря! Ситуация?! Как бы Тур ни был увлечен своей научной идеей, указанные выше соображения, к великой чести его, всегда были у него на первом месте. Именно этим и объясняются все данного рода переговоры и просьбы о помощи.

Осознают ли на «Ринг Андерсен», что им действительно нужно поторопиться?

Взволнованный, я отправился успокаивать нервы, все к той же брезентовой стенке. Обследовал ее, обнаружил свежие повреждения. Пришлось раздеться и лезть в воду.

По заключению Нормана, состояние «Ра» таково, что единственное наше спасение – в движении. Движение ускорится, если мы еще больше вынесем парус вперед. Легче будет управлять и держаться ветра, а идя строго по ветру, мы неминуемо достигнем какой-нибудь точки американской земли.

Подвинуть парус, не порвав его, не сломав рея, можно лишь одним способом: подать вперед верхушку мачты, потравив бакштаги (!) и натянув переднюю ванту.

Норман никого к этой операции не допустил, сказал, что справится сам. Весь день лазил по кораблю, осторожно и равномерно отвязывал и перевязывал концы, а к вечеру Норман, Тур и Карло, используя тали, потянули ванту – и мачта подалась на добрый метр. Опять парус царапал нижней своей шкаториной нос «Ра», и опять Тур и Карло орудовали пилой. Форштевень еще укоротился, на корме прибавилось «плавучести», а мы стали более устойчиво держаться к ветру.

Следующий день – тридцать девятый день плавания – сплошь состоял из радиоконтактов.

Ровно в 9.00 Норман вышел в эфир, Барбадос тотчас ответил. Ивон, умница, поняла, что требовалось, и проявила максимум энергии.

Каковы же новости?

«Ринг Андерсен» – судно тихоходное и малопригодное для открытого океана (так, по крайней мере, считает капитан). Капитан не хочет удаляться от берега более чем на 300–400 миль, поэтому он склонен подождать, пока мы приблизимся к Барбадосу, и тогда идти навстречу.

Есть, однако, счастливая оказия. На Барбадосе сейчас находится научно-исследовательское судно ООН «Каламар», оно изучает фауну океана и может выйти к нам послезавтра, а еще через четыре дня быть возле нас. Но для этого рейса «Каламару» нужен резон. Нас просят ответить на ряд вопросов, касающихся рыбы, которая вокруг нас плавает, и птиц, которые вокруг нас летают. Если ответы удовлетворят, то судно выйдет.

Договорились, что для размышлений нам нужен час. Весь этот час команда «Ра» словно решала сообща зоологический кроссворд. «Кит!» – кричал Жорж с мостика. «Макрель», – отзывался Сантьяго. «Не макрель, а корифена». – «А эти, с плавниками, летучие, – как их по-латыни обзывают?»

Мы вспомнили нашего Нельсона, каменного групера, не забыли вредной фазалии; перечислили всех акул и китов, встреченных или виденных нами хотя бы издалека. Даже голубь Юби, явно нетипичный обитатель океана, попал в список: нам так важно было показать, какое здесь для биологов раздолье, так хотелось, чтобы они не заартачились, чтобы «Каламар» пришел!

Ровно через час Норман запустил движок.

Приняв информацию, Барбадос медлил. Похоже, там сомневались: им требовалась отсрочка, они просили возобновить связь в семнадцать часов.