С ключом на шее

Это становится последней каплей. Корчась от унижения, Ольга рассказывает маме об отказах. На задумчивом дядьке мама начинает хмуриться, и рассказ о мымре в лосинах, которая помешала, когда дело уже почти выгорело, вызывает у нее странное, неприятно тревожащее облегчение. Подперев щеку ладонью, мама грустно смотрит, как Ольга шипит и плюется от ярости.

– Мы же хотели, чтобы ты пошла в художественное училище, – напоминает она. – Если сейчас бросишь – не поступишь…

– Ну и не надо. Поступлю куда-нибудь еще. Или вообще учиться не буду – может, я уже начальницей стану. – Ольга понимает, что мелет чушь, но остановиться не может. Думает: если бы этот дурацкий жених не пропал, у нас, может быть, было бы больше денег. Мысль тошнотворная, как попавшая под машину крыса с выдавленными кишками, но Ольга никак не может выгнать ее из головы. Вспоминает настороженную мымру. – Или вообще замуж за бизнесмена выйду, – брякает она.

– Еще чего не хватало, – хмурится мама. – Брось, успеешь еще наработаться…

Ольга уперто мотает головой, и мама вздыхает. Ее глаза сами собой соскальзывают на коробку из-под макарон, стоящую на подоконнике, и подбородок поджимается, покрывается дрожащей рябью. Это длится всего мгновение – но Ольга замечает. Замечает и то, что мама старается не смотреть на коробку, – но проклятая картонка притягивает ее, будто недобрым заклинанием.

– Не хочу я в художку поступать, я в медицинское пойду, как ты, – говорит Ольга. – Только мне работу надо найти.

Мама снова вздыхает – прерывисто, будто сдерживая поток воздуха.

– Может, санитаркой? – с непонятной натугой спрашивает она. – Я поговорила кое с кем, тебя возьмут…

– Ага, – осторожно кивает Ольга. Мамино смущение беспокоит ее. Хорошо, если придется горшки выносить, – а если заставят уколы ставить? Она не сможет… – А что надо будет делать? – осторожно спрашивает она.

– Да чепуха, полы мыть, справишься, – отмахивается мама с преувеличенным легкомыслием. Ольга решает не обращать на него внимания. Не может позволить себе искать подвох.

– Ага, – говорит она. – Конечно справлюсь.

– Только придется на автобусе ездить, – небрежно добавляет мама, глядя куда-то в угол.

Несколько секунд Ольга недоумевает, зачем ездить на автобусе, если от дома до больницы идти минут десять, – наверное, столько же, сколько до ближайшей остановки. Потом до нее доходит, что в городе – а вернее, за городом, у самого аэропорта – есть еще одна больница.

– Тебя переведут, как только у нас место появится, – тихо обещает мама, и Ольга с противоестественной бодростью отвечает:

– Ага. Да ладно, не так уж далеко ездить. Подумаешь, автобус…

В конце концов он устал грозить и упрашивать и теперь, лежа на боку, молча смотрел сквозь зарешеченное окно на низкое небо и верхушку ольхи, изогнутую на ветру. От лета, щедро обещанного с утра, не осталось и следа. Краски начинали выцветать; до настоящих сумерек было еще далеко, но серые нити уже вкрадчиво заползали на кухню – незримые щупальца будущей темноты, отвратительный намек на интимность. Передернувшись, Ольга встала – так резко, что Полинка вздрогнула и испуганно вздернула голову. Ольга хлопнула ладонью по выключателю, и щупальца отпрянули – но не убрались, притаились по углам. Дядя Юра зажмурился и повернулся на спину.

– Хоть бы шторки задернула, – проворчал он. – Или нравится красоваться?

Ольга раздраженно дернула плечом.

– Не понимаю, как вас вообще выписали, – сказала она. – Вы же отмороженный на всю голову.

– А я сбежал, – невыразительно проговорил дядя Юра.

– Но…

– Да не из дурдома. От него. – Дядя Юра смотрел сквозь потолок – и Ольга не хотела знать куда. На резиновой маске его лица шевелились только губы. Ольга втянула сквозь зубы вдруг ставший очень холодным воздух. Хотела сказать, чтобы он заткнулся, – но только прижала руку ко рту. – Он… отвлекся, – сказал дядь Юра. Полинка вдруг резко выпрямилась на своем стуле, вытянулась в струну, и ее загар стал зеленоватым.

Ольга вспомнила, как всего пару часов назад разъяренно совала в лицо дочери Библию, и ей захотелось то ли провалиться от стыда, то ли истерически расхохотаться. – Только теперь он меня ищет, – забормотал дядь Юра. – А я его узнать не могу, он оборачивается, смотришь – вроде нормальный пацан, а то и девчонка, а может, это он. Мне его первым найти надо, иначе… опять… – Он конвульсивно повернулся на бок, поджал колени к груди. – Не хочу, не могу туда опять…

Он дернул головой. Взгляд скользнул по оконному стеклу, и глаза дяди Юры полезли из орбит.

– Смотрит на меня! – взвизгнул он. – Смотрит! Ты, сука, нарочно, ты с ним сговорилась шторки не задергивать, чтоб он меня нашел! Убери-и…